Сон
Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.
Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я…
А я и не подозревал
В себе такое.
Еще сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.
Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкались веки, и оно
Возобновлялось.
Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил,-
Трусил и трусил.
Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.
Да это бред — я свой же стон
Слыхал сквозь дрему,
Но это мне приснился сон,
А не другому.
Очнулся я и разобрал
Обрывок стона.
И с болью веки разодрал,
Но облегченно.
И сон повис на потолке
И распластался.
Сон в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.
Я вымыл руки — он в спине
Холодной дрожью.
Что было правдою во сне,
Что было ложью?
Коль это сновиденье — мне
Еще везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?
Сон — отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню — и всего меня
Перекорежит.
А вдруг — в костер?! и нет во мне
Шагнуть к костру сил.
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.
Но скажут мне:- Пой в унисон!
Жми, что есть духу!-
И я пойму: вот это сон,
Который в руку.
Парад-алле
Парад-алле, не видно кресел, мест!
Оркестр шпарил марш — и вдруг, весь в черном,
Эффектно появился шпрехшталмейстер
И крикнул о сегодняшнем коверном.
Вот на манеже мощный черный слон —
Он показал им свой нерусский норов.
Я раньше был уверен, будто он —
Главою у зверей и у жонглеров.
Я был не прав: с ним шел холуй с кнутом,
Кормил его, ласкал, лез целоваться
И на ухо шептал ему… О чем?!
В слоне я сразу начал сомневаться.
Потом слон сделал что-то вроде па —
С презреньем, и уведен был куда-то.
И всякая полезла шантрапа —
В лице людей, певиц и акробатов.
Вот выскочили трое молодцов —
Одновременно всех подвергли мукам,-
Но вышел мужичок, из наглецов,
И их убрал со сцены ловким трюком.
Потом, когда там кто-то выжимал
Людей ногами, грудью и руками,-
Тот мужичок весь цирк увеселял
Какой-то непонятностью с шарами.
Он все за что-то брался, что-то клал,
Хватал за все,- я понял: вот работа!
Весь трюк был в том, что он не то хватал —
Наверное, высмеивал кого-то.
Убрав его — он был навеселе —
Арену занял сонм эквилибристов…
Ну все, пора кончать парад-алле
Коверных! Дайте туш — даешь артистов!
Граждане! Зачем толкаетесь…
Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь?-
Сесть хотите? Дальняя дорога?..
Я вам уступлю, ради Бога!
Граждане, даже пьяные!
Все мы — пассажиры постоянные,
Все живем, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем…
Тесно вам? И зря ругаетесь —
Почему вперед не продвигаетесь?
Каши с вами, видимо, не сваришь…
Никакой я вам не товарищ!
Ноги все прокопытили,
Вон уже дыра в кулак на кителе.
Разбудите этого мужчину —
Он во сне поет матерщину.
Граждане! Жизнь кончается —
Третий круг сойти не получается!
«С вас, товарищ, штраф — рассчитайтесь!
Нет? Тогда еще покатайтесь!»
Не бросать», «Не топтать»…
Не бросать», «Не топтать» —
Это можно понять!
Или, там, «Не сорить»,-
Это что говорить!
«Без звонка не входить» —
Хорошо, так и быть,-
Я нормальные не
Уважаю вполне.
Но когда это не —
Приносить-распивать,-
Это не — не по мне,
Не могу принимать!
Вот мы делаем вид
За проклятым «козлом»:
Друг костяшкой стучит —
Мол, играем — не пьем.
А красиво ль — втроем
Разливать под столом?
А что — лучше втроем
Лезть с бутылкою в дом?
Ну а дома жена —
Не стоит на ногах,-
И не знает она
О подкожных деньгах.
Если с ночи — молчи,
Не шуми, не греми,
Не кричи, не стучи,
Пригляди за детьми!..
Где же тут пировать:
По стакану — и в путь,-
А начнешь шуровать —
Разобьешь что-нибудь.
И соседка опять —
«Алкоголик!» — орет,-
А начнешь возражать —
Участковый придет.
Он, пострел, все успел —
Вон составится акт:
нецензурно, мол, пел,
Так и так, так и так;
Съел кастрюлю с гусем,
У соседки лег спать,-
И еще — то да се,-
Набежит суток пять.
Так и может все быть —
Если расшифровать
Это «Не приносить»,
Это «Не распивать».
Я встаю ровно в шесть —
Это надо учесть,-
До без четверти пять
У станка мне стоять.
Засосу я кваску
Иногда в перерыв —
И обратно к станку,
Даже не покурив.
И точу я в тоске
Шпинделя да фрезы,-
Ну а на языке —
Вкус соленой слезы.
Покурить, например…
Но нельзя прерывать,-
И мелькает в уме
Моя бедная «мать».
Дома я свежий лук
На закуску крошу,
Забываюсь — и вслух
Это произношу.
И глядит мне сосед —
И его ребятня —
Укоризненно вслед,
Осуждая меня.
Серебряные струны
У меня гитара есть — расступитесь, стены!
Век свободы не видать из-за злой фортуны!
Перережьте горло мне, перережьте вены,
Только не порвите серебряные струны!
Я зароюсь в землю, сгину в одночасье.
Кто бы заступился за мой возраст юный?
Влезли ко мне в душу, рвут ее на части,
Только не порвите серебряные струны!
Но гитару унесли — с нею и свободу.
Упирался я, кричал: — Сволочи! Паскуды!
Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду,
Только не порвите серебряные струны!
Что же это, братцы? Не видать мне, что ли,
Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?
Загубили душу мне, отобрали волю,
А теперь порвали серебряные струны!
Меня опять ударило в озноб…
Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень.
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками.
Когда мою заметив маету,
Друзья бормочут: «Скоро загуляет»,-
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
Он кислород вместо меня хватает.
Он не двойник и не второе «я»,
Все объясненья выглядят дурацки,-
Он плоть и кровь — дурная кровь моя —
Такое не приснится и Стругацким.
Он ждет, когда закончу свой виток,
Моей рукою выведет он строчку,-
И стану я расчетлив и жесток
И всех продам — гуртом и в одиночку.
Я оправданья вовсе не ищу,-
Пусть жизнь уходит, ускользает, тает.
Но я себе мгновенья не прощу,
Когда меня он вдруг одолевает.
Но я собрал еще остаток сил,
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил.