I. Вступление
Разговоры о чудесах в медицине ведутся повсеместно. В результате одного из исследований выяснилось, что 21% публикаций, поступивших из детских больниц, содержали статьи, в которых подчеркивались потенциальные возможности больниц в достижениях, классифицируемых как “чудеса”. Рассмотрим лишь несколько примеров, чтобы понять общую направленность этих статей. “Мы начинаем новый год, который станет полным чудес для детей”. “Счастливые дети и их семьи, вновь посетившие больницу, служат напоминанием о чудесах, достигнутых с помощью особой “смеси” технологии и нежной, внимательной заботы”. Наиболее ошеломляющей выглядела обложка одного из журналов больницы с заголовком “Надейтесь на чудо” (Manning & Schneiderman, 1996). Поскольку слово “чудо” нельзя понимать однозначно, а знание большинства пациентов о современных медицинских технологиях недостаточно утонченное, подобная реклама может вызвать различные ожидания у пациентов и врачей. Вполне резонно задаться вопросом, не ведет ли подобная кампания к появлению ложных ожиданий в отношении медицинской практики.
Для восстановления плеча у мальчика использована его собственная локтевая кость
В 2008 году 15-летнему Тому Лемму из-за раковой опухоли ампутировали руку вместе с плечом. Затем хирурги использовали удаленную локтевую кость с суставом для формирования нового плеча. Одновременно группа специалистов под руководством профессора Саймона Кея имплантировала в ключицу Тома металлическую пластину, которая позволит мальчику прикрепить искусственную руку. Том Лемм стал первым в Великобритании и вторым в мире, кому сделана подобная операция.
Философские дискуссии (после David Hume) о чудесах в основном концентрируются на проблемах эпистемологии. Другими словами, изучается вопрос о том, какие именно доказательства необходимо предоставить, чтобы продемонстрировать, что произошло чудо. В этой статье я исследую отношения чудес и медицинской эпистемологии. Вначале я рассмотрю концепцию чуда и эпистемологическую позицию. Затем продемонстрирую, что религиозные и эпистемологические проблемы крайне важны в анализе чуда, проиллюстрировав это случаем излечения, приписываемого вмешательству святого. После этого я покажу, что эпистемологическая позиция не должна заслонять более фундаментальные метафизические предпосылки, которые свойственны и врачам и пациентам в отношении чудес. В заключение я продемонстрирую важность этой дискуссии для медицинской практики.
II. Концепция чуда
Бог и природа
Я буду использовать определение Richard Swinburne для прояснения сущностных черт чуда. Чудо — это “экстраординарное событие, вызванное Господом и имеющее религиозное значение” (Swinburne, 1970, с. 1). Различные интерпретации трех положений этого определения могут привести к разногласиям по поводу того, можно ли считать определенное событие чудом или нет. Бог, например, может восприниматься как Господь, Бог христиан, евреев или мусульман. Все эти категории имеют общие характеристики: Господь всемогущественен, благ, всезнающ и т. д. (Swinburne, 1970, с. 6). Однако Богу не обязательно быть Господом. В этом контексте для нас важно лишь то, что Бог наделен силой совершать экстраординарные поступки. Разногласия могут возникать только относительно того, какие именно чудеса он может совершать в той или иной традиции.1 Однако в любом случае используются метафизические предположения относительно божественной природы.
Ребенку срастили разрезанный позвоночник
10-летний мальчуган из индийского города Фирозабада, играя на поле во время сельскохозяйственных работ, попал под тракторную борону, которая разрезала ему позвоночник на две части. После того, как в пяти больницах ему не смогли помочь, он был доставлен в Травматический центр Всеиндийского института медицинских наук, где его немедленно оперировали. Здешние специалисты провели уникальную, более чем восьмичасовую операцию по сращиванию спинного хребта. Через девять месяцев мальчик встал на ноги и ходит теперь без посторонней помощи. Как отметил руководитель Травматического центра М. С. Мишра, другой такой операции в истории медицины не отмечено.
Мнение о том, что чудо должно иметь религиозное значение, также несет отпечаток метафизической предпосылки. Некоторые ученые, например Paul Tillich (1967, т. 1, с. 130), полагают, что любое событие, имеющее большое религиозное значение, является чудом. И вовсе не обязательно, чтобы чудеса непосредственно совершал Господь, не обязательно и то, что они должны противоречить законам природы. Чудо лишь должно быть “невероятным, необычным, потрясающим, при этом не противоречащим рациональной структуре реальности”.
Насколько невероятным должно быть событие, чтобы его классифицировали как чудо? Например, точка зрения Tillich имеет очень широкую трактовку. Чудо может быть потрясающим, однако оно не имеет вполне природного объяснения. Любой чудесный случай, даже маловероятная, но вполне природная случайность, превращается в чудо. R. F. Holland (1968, c. 43) приводит следующий пример:Ребенок, катающийся на игрушечной электромашине, случайно выехал на неогороженный участок железной дороги возле своего дома и одно из ее колес застряло в рельсе. По этому пути должен вот-вот проехать поезд-экспресс, ему уже дали зеленый свет, а поворот не позволяет машинисту увидеть какое-либо препятствие для того, чтобы вовремя затормозить… Тормоза срабатывают и поезд останавливается всего в нескольких футах от ребенка. Мать благодарит Господа за чудо, в которое она всегда будет верить, даже несмотря на то, что вскоре узнает, что не было ничего сверхъестественного в действии тормозов поезда. Машинист потерял сознание по причине, которая не имела ничего общего с присутствием ребенка на колее, а тормоза сработали автоматически, потому что руки машиниста перестали сжимать штурвал.
Это очень хороший пример невероятного совпадения, и верующий усмотрит в нем руку Господа, который использовал для вмешательства силы природы. Подобные события действительно невероятны, однако они не так интересны для философии как чудеса, понимаемые в узком смысле, как приостановление действия природного хода вещей в мире с помощью прямого божественного вмешательства.
В дискуссии, которую мы находим у св. Августина, чудеса обсуждаются не совсем с позиций современных проблем. Однако его вряд ли можно за это винить, ведь его работы все же фокусируют наше внимание на важном вопросе. По Августину, Господь создал природу и ее законы, которые всегда остаются несколько неуловимыми для человека. Он пытается выяснить, создал ли Бог Адама ребенком или взрослым, и приходит к выводу, что это не так важно. Августин пишет: “Господь установил во временноїм порядке фиксированные законы производства существ и качеств их сущностей из спрятанного состояния в мир, но Его воля превыше всего. Своей силой Он дал цифры своему созданию, но Он не ограничил свои силы этими цифрами” (Augustine, 1986, кн. 6, гл. 13).
Совершая чудо, Господь не действует в противоречии с законами природы, которые сам же и создал. Скорее, он активизирует некоторый элемент в природе, который находился там изначально, но был скрыт от человеческого глаза (Augustine, 1986, кн. 6, гл. 14). Августин не делает различий, с одной стороны, между теми событиями, которые можно объяснить естественными причинами, а с другой — теми, которые невозможно объяснить подобным образом. Для Августина понимание события предполагает знание причин, которые его вызвали. Последней причиной всех причин является Бог. Таким образом, если мы знаем что-то о природе, это само по себе не дает нам полного понимания. Поскольку мы никогда не сможем до конца понять нормальное функционирование природы, мы не сможем отличать чудеса от обычных событий, ведь наше знание обоих этих феноменов ограниченное (Houston, 1994, c. 19). По Августину, все люди ограничены эпистемологически, но это не должно затмевать метафизической реальности контроля Господа над природой.
Фома Аквинский обсуждает как эпистемологию, так и метафизику, когда разграничивает чудеса, классифицируемые так из-за человеческого невежества, и чудеса, у которых действительно нет природного объяснения. Чудо — это событие, причина которого “спрятана абсолютно и от всех”. Чудо может как повторяться, так и происходить один-единственный раз, но оно всегда находится за пределами возможностей природы (Aquinas, 1975, 1а, 105, 7). Однако это нахождение за пределами возможностей природы не означает противостояние природе. Бог — первопричина, давшая бытие всему. Так же как и художник, который может изменить произведение после придания ему первоначальной формы, Бог может сделать что-нибудь с природой, чего она не может сделать в своих обычных параметрах. И это не против природы, если Бог делает что-то с природой, что противоречит ее обычному порядку. Даже когда события кажутся противоречащими законам природы, это происходит вследствие того, что Бог вмешивается напрямую (Aquinas, 1928, гл. 100; Aquinas, 1975, 1а, 105, 6). Фома Аквинский подчеркивает, что у природы как таковой нет собственной власти, у нее лишь власть, данная ей Богом. Если Бог изменяет эту власть, новые полномочия становяться частью природы (Houston, 1994, c, 23). Подобное видение чудес подчеркивает метафизический взгляд на Бога, активно вмешивающегося как с помощью обычных законов природы, так и непосредственно. Это также метафизический подход, который предполагает смиренное согласие с тем, что человеческие возможности познания природы ограниченные.
David Hume и эпистемологический поворот
David Hume (1996, с. 1–20) резко порывает со средневековой традицией. Для него (1996, с. 5) чудо — это “нарушение законов природы”, а законы природы устанавливаются в результате “твердого и неизменного опыта”. В первой половине эссе David Hume определяет философское первенство эпистемологии в анализе чудес своей общей максимой: Ни одно свидетельство не может быть достаточным для того, чтобы сказать, что чудо свершилось, если только его ложность будет более невероятной, чем факт, который оно пытается доказать: и даже в этом случае возможно взаимное уничтожение аргументов, и только превосходящий может уверить нас настолько, насколько у него останется силы после вычитания более слабого аргумента. (1996, с. 6).
«Человеку-дереву» удалили шесть килограммов бородавок
Индонезиец по имени Деде впервые заметил у себя на теле бородавки, когда еще юношей поцарапал колено. Со временем наросты, похожие на кору дерева, покрыли почти все его тело. В результате его бросила жена, его уволили с работы, от него стали шарахаться соседи, и он получил прозвище «человек-дерево». Только в 37-летнем возрасте Деде обратился к врачам. Доктор американец поставил диагноз: заражение вирусом человеческой папилломы. Хирурги удалили «человеку-дереву» 95 процентов бородавок после девяти операций. «Стопроцентного выздоровления мы ему не обещали, — заявил один из врачей Рачмад Дината, — но ему станет намного легче жить. Если раньше ему приходилось обращаться за помощью, то теперь он в состоянии сам есть, пользоваться авторучкой и мобильным телефоном». Правда, опасность возобновления болезни сохраняется, но жизнь Деде уже вне опасности.
Несмотря на утверждение, что целью David Hume является предоставление априорного доказательства невозможности существования чудес (Fogelin, 1990), общепризнано, что David Hume в основном интересовала эпистемология. Другими словами, он хочет не столько продемонстрировать, что чудеса никогда не происходили и не могут происходить, а скорее показать, что никогда не может быть достаточных доказательств, которые могли бы поддержать утверждение о совершении чуда.
Во второй половине эссе Hume приводит четыре аргумента в пользу невозможности привести достаточно доказательств совершения чуда. Во-первых, он утверждает, что никогда не происходило чуда, которое бы засвидетельствовало достаточное число образованных людей с развитым чувством здравого смысла. Во-вторых, Hume заметил, что так называемые чудеса в основном вызывали чувство “удивления и благоговения”, которое затуманивает чистое мышление. В-третьих, он утверждает, что наше первоначальное убеждение должно быть направлено против существования чудес, поскольку свидетельства о них приходят к нам от “невежественных и диких наций”. В-четвертых, различные религии предлагают нам различные утверждения и используют различные “наборы” чудес для их подтверждения. Hume полагает, что одно религиозное чудо, используемое для опровержения другой религии, также опровергает все чудеса, на которых базируется эта религия. По сути, утверждения о чудесах во всех религиях взаимно уничтожают друг друга и не оставляют никакой эпистемологической базы для любого чуда (или любой религии) (Hume, 1996, c. 6–11). Как заметил Antony Flew, аргументы Hume следует понимать в общем контексте его цели, а именно расценивать чудеса как фундамент для религий, которые противоречат одна другой. Hume пишет: Я прошу вас заметить ограниченность высказывания, что чудо никогда не может быть доказано настолько, чтобы стать фундаментом религиозной системы (выделено мною). Я признаю, что могут существовать чудеса (или нарушения обычного функционирования природы), такие, которые мы могли бы принять, опираясь на показания очевидцев; однако вряд ли можно найти что-либо подобное во всей истории человечества (Hume, 1996, c. 17–18).
Мы можем трактовать этот пассаж так, что David Hume, хотя и крайне скептичен относительно любых чудес, все-таки оставляет метафизическую дверь для чудес, которые мы не пытаемся положить в основу религии. Однако подобные чудеса все же должны опираться на “очень обширные и однородные” показания (Hume, 1996, c. 18).
В контексте медицины так называемые чудеса почти всегда являются исцелениями. Хотя библейские чудеса-исцеления в основном используются в апологетической манере, те, кто молится о чуде исцеления сегодня, вряд ли хотят укрепить силу Господа (или Бога, которому они молятся), а скорее просто хотят быть вылеченными. Однако римско-католическая церковь в процессе канонизации святых все же продолжает опираться на чудеса, чтобы показать заступническую роль святого. Для нашего анализа концепции чуда полезно взглянуть на этот процесс. Интересно отметить, что данный процесс сохраняет эпистемологический приоритет, но остается укоренившимся в метафизической предпосылке, что Господь может сверхъестественным образом вмешиваться в установившийся природный ход вещей. Таким образом, и конкретное метафизическое мировоззрение, и эпистемология, немного “приправленная” скептицизмом Hume, остаются важными для понимания чуда католической церковью.