Голем. Роман Г. Майринка. Читать онлайн.

Рудольф Нидербургский удовлетворенно хмыкнул. Что ж, рискнуть, пожалуй, можно. Можно далее дать слово и пообещать Альфреду эти самые пресловутые «гарантии». Если же случится чудо и поединщик змеиного графа вдруг возьмет верх… Тогда слово, данное Чернокнижнику, придется нарушить. Вон в сторонке ждет команды десяток арбалетчиков с заряженными самострелами. А бургграф не был столь щепетилен в вопросах рыцарской чести, как его гости. Тем более что на кону сейчас стоит слишком много. Почти беззащитный враг стоит перед ним. Заклятый враг, который должен… непременно должен умереть!

– Так вы согласны с моими условиями, бургграф? – поторопил Альфред, обращаясь к хозяину турнира. Затем глянул на ристалище: – Согласны ли присутствующие здесь благородные рыцари Остланда?

Благородные рыцари Остланда сейчас были согласны на все. Рудольф же Нидербургский…

Бургграф оскалился, прозревая. А ведь к помощи стрелков ему прибегать вовсе даже не обязательно. Есть иной, не менее верный, нежели пущенный с короткой дистанции арбалетный болт, способ решения проблемы. Да, можно! Можно… И с Альфредом расправиться можно, и приличия соблюсти. И чести своей не запятнать.

Речь-то идет об одном защитнике Альфреда – всего об одном, а жаждущих проучить оберландцев – эвон сколько. И с какой, спрашивается, стати Рудольф должен отказывать своим благородным гостям? Пусть все желающие получат сегодня сатисфакцию. Все, кто успеет.

Поединщик маркграфа будет повержен. Не в первой схватке, так во второй. Не во второй, так в третьей, не в третьей, так… ну невозможно человеку, каким бы знатным бойцом он ни уродился, драться без передыху против двух десятков опытных противников. А уж Рудольф Нидербургский постарается, чтобы передышек между боями не было вообще. Так что рано или поздно боец Чернокнижника падет в грязь ристалища. А следом падет и сам змеиный граф. И все будет правильно, и все – честно.

Бургграф был согласен. Он принимал условия Чернокнижника.

– Как имя вашего защитника, маркграф, – облизнув пересохшие губы, спросил Рудольф Нидербургский. – Каков его герб?

– Пусть его имя и герб останутся тайной, – загадочно улыбнулся Альфред. – В конце концов, он бьется за меня, а не приумножает свою личную славу.

Что ж, это тоже не противоречило турнирным правилам Остланда.

– Но благородного ли он происхождения?

Этот вопрос следовало прояснить сразу, ибо боец из низшего сословия вовсе не имел права выходить на ристалище.

– О да, за это я ручаюсь, – с той же непонятной улыбкой ответил маркграф, – Благородная кровь в нем имеется. Слово дворянина. Надеюсь, вы верите слову маркграфа Оберландского, ваша светлость?

Оснований не верить не было. Правда, потому лишь, что, насколько знал бургграф, никогда и никому еще Чернокнижник не давал своего слова. Никому из тех, по крайней мере, кто сейчас был жив и свободен. О судьбе прочих можно только догадываться. Но на любом турнире слово дворянина непререкаемо. Даже такого дворянина, как Альфред Оберландский.

ГЛАВА 8

Повисшую было паузу нарушил Дипольд Гейнский. Пфальцграф не преминул напомнить – громко, во всеуслышание:

– Первым маркграфа и его людей вызвал я!

Остландские рыцари неприязненно покосились на соперника.

– Значит, и первый бой – мой, – не глядя в их сторону, задиристо выкрикнул сын остландского курфюрста.

О поединке он говорил уже как о деле решенном. Впрочем, по большому счету, так ведь дело и обстояло.

– Если я одолею защитника Альфреда Оберландского, то и с маркграфом тоже первым драться мне. И лишь в том случае, если я погибну…

– Это несправедливо! – поспешил вмешаться Генрих-Медведь. – Раз зачинщиков несколько, очередность поединков должна определять вызываемая сторона!

Остландские рыцари заволновались, зашумели.

– В самом деле, – Рудольф Нидербургский на правах хозяина обратился к ненавистному соседу. – Не мешало бы определиться, господин маркграф, с кем именно будет биться ваш рыцарь сначала, с кем – потом. Или уж извольте выставить против каждого зачинщика по одному благородному защитнику.

Что, конечно же, было не-воз-мож-но. Теперь уже Рудольф глумливо улыбался в лицо собеседнику. Двух десятков опоясанных златошпорых рыцарей в дружине маркграфа никак не наберется. Невооруженным глазом видно – из всей сотни едва ли двое-трое смогут претендовать на высокое рыцарское звание. Остальные – обычные солдафоны. Сброд, кнехты, посаженные в седла. Отребье и головорезы из простонародья.

Альфред, однако, ничуть не смутился.

– Мой ответчик будет драться один, – неожиданно заявил маркграф. – Против всех. Сразу.

– Что?! – выдохнул Рудольф.

– Что?! – глухо пророкотал из-под шлема Дипольд.

– Что?! – оцепенели прочие рыцари.

Змеиный граф продолжал изумлять своей непредсказуемостью.

– Один, – спокойно повторил Чернокнижник. – Против всех. И сразу.

И вновь первым вознегодовал Дипольд Славный:

– Альфред Оберландский! Ты хочешь, чтобы лучших остландских рыцарей упрекали в недостойной победе? Хочешь, чтобы мы попросту смяли числом, затоптали на ристалище единственного противника и тем самым покрыли себя бесчестием?

Украшенные извивающимися змеями крылья маркграфских наплечников чуть шевельнулись.

– Вы сами дали мне право ставить условия поединка… битвы.

Дипольд выругался. К месту сказанное уточнение: когда два десятка на одного – это уже не поединок. Впрочем, и не битва тоже. Это – избиение. И где же тут слава? Не слава тут – позор. Сплошной по-зор! Позор-р-рище!

Нидербургский бургграф тоже был озадачен не на шутку. Один защитник против нескольких зачинщиков сразу… В обычном сражении, когда бьются ландскнехты-наемники, не ведающие законов рыцарской чести, или в какой-нибудь пьяной драке черни такое встречается сплошь и рядом, но чтобы на ристалище, в честном рыцарском турнире… Неслыханно! Что за комедию опять ломает перед ними маркграф?!

Или это еще одна хитрость: выставить изначально неприемлемые для благородных противников условия боя и, услышав отказ, гордо удалиться? Попытаться удалиться, по крайней мере. Но каков риск! Если разгоряченные, обезумевшие от гнева остландские рыцари все же примут условия…

Никто из них от боя ведь пока не отказывался.

Да, если примут… Тогда все сложится еще более замечательным образом, чем мог представить Рудольф. Но уж очень гладко тогда это самое «все» выйдет. Подозрительно гладко. А Чернокнижник не из тех людей, с которыми выходит именно так.

– Так нельзя! – выкрикнул Генрих-Медведь. – Так не принято! На любом благородном состязании должно соблюдаться равенство сил. Маркграф, вы нарушаете правила рыцарского поединка. Вы посягаете на самую суть ристалищных схваток!

– Отнюдь, – возразил Альфред. – Я всего лишь изменяю их. А изменения допустимы. Раньше, к примеру, никто слыхом не слыхивал о реннене. Теперь же скачки с копьем и реннтарчем – распространенная забава. Что же до равенства сил в предстоящей схватке, то, смею заверить, господа, моему хм-м-м… рыцарю вполне по силам управиться со всеми вами. Зараз.

Нет, это уже было слишком! Кто-кто, но Дипольд Славный долго слушать подобные оскорбительные речи не привык. Пфальцграф бросил-таки коня на ограждения. Жерди и доски с треском повалились под копытами и грудью рослого жеребца. Конь Альфреда, стоявший за оградой, испуганно прянул ушами, однако сам Чернокнижник и бровью не повел.

– Я буду первым, кто сразит твоего защитника, маркграф, – негромко пообещал Дипольд. – Я очень постараюсь сделать это прежде, чем в бой вступят другие. И когда он падет, тебе тоже придется иметь дело со мной. Сначала – со мной. А никакого «потом» для тебя уже не будет.

– Принято! – Альфред расплылся в довольной улыбке и посмотрел на трибуны: – Бургграф, турнир продолжается! Распоряжайтесь, любезный сосед!

И поделать с этим уже ничего было нельзя. С чувством нереальности всего происходящего, с неприятным ощущением, что он выполняет не свой замысел, а чужую волю, Рудольф дал знак герольдам. Трубный звук – настороженный и неуверенный – пронесся над ристалищем, подле которого почти не осталось зрителей. И тут же захлебнулся. Оборвался.

Остландские рыцари смотрели хмуро, но больше не возмущались и не возражали. И не покидали турнирного поля. Никто не покидал. Ни один. Ненависть к Чернокнижнику и оскорбленное самолюбие были сейчас сильнее благородных позывов.

– Какой вид турнирных схваток выбирает вызываемая сторона? – растерянно проговорил бургграф заученную фразу. – Конный или пеший бой? На мечах или булавах? Копейный гештех?
Механический реннен?

Хотя…

Рудольф Нидербургский осекся. Упомянутый им механический реннен не подразумевал и не предполагал смертельного исхода. А речь ведь сейчас шла именно о смертном бое.

– Механический, – опять ухмыльнулся каким-то своим неведомым мыслям маркграф. – Именно механический, дорогой бургграф. Но только не реннен. Сбиванием щитов сегодня мы ограничиваться не станем.

Что значит – механический, но не реннен? Рудольф Нидербургский свел брови:

– Я не понимаю вас, маркграф…

– И не нужно, – оскалился проклятый оберландец. – Мой рыцарь выйдет пешим. С оружием, которое сейчас при нем. С чем выступят ваши зачинщики… – Чернокнижник окинул пренебрежительным взглядом остландских рыцарей, – мне не важно. Впрочем, дабы поскорее покончить с этим делом, пусть благородные рыцари Остланда остаются как есть. В своих доспехах и со своими копьями.

Нет, это вообще уже не лезло ни в какие ворота! Пеший боец против целого отряда тяжеловооруженных всадников. Маркграф, определенно, тронулся рассудком. Впрочем, если это и беда, то в первую очередь – его собственная.

– Итак, приступим! – Альфред Чернокнижник с лязгом опустил забрало, давая понять, что необходимые условия оговорены и время пустопорожней болтовни кончилось.

Но все же не рановато ли отгородился незваный гость своей стальной маской?

– Где ваш рыцарь, маркграф? – спохватился Рудольф Нидербургский. – Где защитник?

И сам бургграф, и его благородные гости, и нидербургская стража во все глаза смотрели на дружинников маркграфа, пытаясь угадать, кто же из оберландцев станет тем безумцем, которому надлежит в одиночку, пешим выступить против двадцати конных остландских рыцарей. Однако в свите Альфреда не было движения. Ни один чужак не торопился покинуть седло и ступить на истоптанную ристалищную землю.

О странной шестиколесной повозке Чернокнижника остландцы как-то позабыли. А между тем…

– Мой рыцарь? Защитник? – хмыкнул маркграф. – Он там!

…между тем именно на повозку указала закованная в сталь рука Альфреда Оберландского.

ГЛАВА 9

…С седла все было видно прекрасно. И Дипольд Гейнский по прозвищу Славный находился сейчас ближе прочих к огромной повозке. И сидел. И смотрел. Не шевелясь, не в силах вымолвить ни слова.

Тяжелый промасленный полог уже сдернут и валяется в грязи. Обращенный к ристалищу, высокий левый борт из толстых струганых досок опущен. Цепи, доселе опутывавшие повозку, разомкнуты и свисают до земли.

Странный возница в палаческом капюшоне стоит впереди, удерживая коней, и вроде бы что-то бормочет под нос. Впряженные в повозку невозмутимые до сих пор тяжеловозы отчего-то утрачивают спокойствие. Волнуются, хрипят, прядают ушами, норовят обернуться, косят назад испуганными глазами.

А сзади, а в повозке…

Нет, там лежала не бомбарда с огненным припасом и ядрами. И не хитрая осадная техника. И даже не турнирное снаряжение. Хотя груда металла, открывшаяся взорам остландцев, вовсе не была бесформенной. Знакомые очертания выдавали…

Доспех?

В самом деле! Доспех!

Только вот размеры…

Огромные!

…и вес…

Чудовищный!

Гигантский, попросту великанский доспех.

Обычному человеку не под силу не то что биться в подобной броне… да просто облачиться в нее будет невмоготу – даже с помощью десятка оруженосцев. А если и умудришься надеть такое, то для того лишь, чтобы быть раздавленным насмерть и погребенным под неподъемными латами, как под могильной плитой.

И все же это были именно латы. Аккуратно уложенный, стянутый воедино, будто уже надетый на кого-то, очень странный, очень большой и очень тяжелый доспех это был.

Латы, судя по всему, не боевые и не турнирные. Впрочем, с уверенностью сказать нельзя. Прежде ничего подобного Дипольду видеть не доводилось. Сплошная сталь… Прочные и необычайно толстые пластины – крупные и малые, выгнутые и вогнутые, тщательно подогнанные друг к другу – наслаивались вплотную и надежно, более чем надежно, закрывали то, что внутри. Снаружи сталь покрывал какой-то темный, с синеватым отливом, почти черный слой. Краска? Размазанная смола? Волокна ткани? Тончайшей выделки кожа? Кто знает. Скорее всего – защита от влаги.

И нигде не видать ни ремней креплений, ни застежек, ни защелок, ни фиксаторов, ни крюков, ни штифтов. Если все это и было, то надежно упрятано внутри. Снаружи же на толстой броне выступали лишь частые пупырышки заклепок. Да утопленные в специальных гнездах крупные головки массивных болтов свидетельствовали о том, что теоретически эту бронированную скорлупу можно разомкнуть.

Непривычно топорщились шипами – устрашающими, но посаженными с умом, так, чтобы не мешали в бою и не сковывали движений на марше, – латные перчатки, наручи, налокотники, наколенники и наплечники. Все подвижные сочленения и сегменты прикрывала кольчужная сетка, выбивавшаяся не снизу, изнутри, а почему-то крепившаяся снаружи. Огромный массивный нагрудник создавал впечатление подлинной несокрушимости. Такую защиту не возьмет, пожалуй, ни меч, ни копье, ни секира, ни шестопер, ни арбалетный болт. Да и шлем тоже… Дипольд прикинул возможную толщину стенок. Ох, нелегко будет разрубить, пробить или смять этакую броню.

Горшкообразный, глухой, без забрала, лишь с узкой смотровой щелью, намертво прикрученный к кирасе, шлем чем-то напоминал простые и надежные ведрообразные топхельмы прошлых веков. Имелись, правда, и некоторые отличия. Закругленная верхушка, с которой при ударе соскользнет любой клинок. Невысокий, но широкий гребень, являющий собой дополнительную защиту. Небольшой, выступающий над прорезью для глаз козырек. А над козырьком, прямо на округлом стальном лбу, на темно-синей поверхности начертаны знаки. Сложные, непонятные, неведомые. И чем-то особым начертаны. Белым с красным. Как показалось Дипольду, загадочные письмена поблескивали и сияли своим собственным, изнутри идущим светом. Хотя это могло быть обманом зрения или игрой солнечных лучей.

И вот еще одна странность: кроме смотровой прорези, не было больше в расписанном шлеме и прочей темной броне ни дыхательных, ни вентиляционных отверстий. Даже найдись где-нибудь великан, которого можно было бы заковать в подобные латы, долго сражаться в этой душной скорлупе не смог бы и он. Тем более сражаться оружием, уложенным подле удивительного доспеха.

Правая латная перчатка касалась рукояти меча. Клинок – без ножен. Длинный и тяжелый. Длиннее и тяжелее тех даже двуручников-цвайхандеров, что носят на своих широких плечах силачи из наемников-ландскнехтов. Слева от доспеха громоздилась булава соответствующих размеров – раза в два, а то и в три больше обычной. Этакой впору не сражаться, а двери да ворота вышибать.

Щита, правда, не было. Впрочем, для подобных доспехов щит – ничем не оправданное излишество.

Да, содержимое маркграфской повозки впечатляло. Но и только. По-прежнему оставалось непонятным, для чего вообще Альфред Чернокнижник привез сюда этого железного истукана. Зачем демонстрирует совершенно бесполезные ввиду своей неподъемности латы перед всем ристалищем? И где же, в конце-концов, тот оберландский рыцарь, с которым надлежит скрестить оружие?

В повозке, на которую указал змеиный граф, – только груда бездушного металла, у повозки – один лишь худосочный возница в балахоне, похожем на рясу, с палаческим колпаком. Что за глупые шутки?! С кем сражаться?! Не влезет же этот возница в ЭТИ латы? Не схватит меч размером с алебарду, не взмахнет булавой, что тяжелее кузнечного молота. Поднять такой меч, такую булаву и такие доспехи можно разве что при помощи…

Озарение было ярким, внезапным. Как вспышка. Магическая вспышка. Магия! Чернокнижие! Колдовство! Вот оно что! Вот что тут замешано!

Так, значит, все, что болтают о зловещем властителе Верхней Марки, – правда?!

Будто подслушав мысли Дипольда, маленький возница перестал бормотать себе под нос, что-то вы крикнул гортанным, каркающим каким-то голосом. Что-то громкое, но невнятное. А после – отчетливо, ясно, требовательно:

– Восстань!

Голем. Роман Г. Майринка. Читать онлайн. 16 Сен 2017 KS