В Поисках Бесстрашия
Медитационные техники И ответы на вопросы
Каждый боится – это неизбежно. Жизнь так устроена, что человек на это обречен. И те, кто становится бесстрашным, не становятся бесстрашными, практикуя смелость – потому что смелый человек только подавляет страх; на самом деле он не бесстрашен. Человек становится бесстрашным, принимая свои страхи. Дело не в смелости. Просто всматриваясь в факты жизни, человек осознает, что страхи естественны. Он принимает их!
Чувство вины и страх это одно и то же?
Чувство вины и страх это не одно и то же. Принятый страх становится свободой; страх отрицаемый, отвергаемый, осужденный становится чувством вины. Если ты принимаешь страх как часть ситуации…
Это часть ситуации. Человек это часть, очень маленькая, крошечная часть, а целое безгранично: капля, очень маленькая капля, перед целым океаном целого. Возникает дрожь: «Я могу потеряться в целом; моя тождественность потеряется». Это страх смерти. Все страхи – это страх смерти. А страх смерти это страх уничтожения.
Естественно, человек боится, дрожит. Если ты это принимаешь, если говоришь, что так устроена жизнь, если принимаешь это тотально, дрожь прекращается немедленно, и страх – та же энергия, которая становилась страхом – разворачивается и становится свободой. Тогда ты знаешь, что даже если капля исчезнет в океане, она будет там. Фактически, она станет всем океаном. Тогда смерть становится нирваной, тогда ты не боишься потерять себя. Тогда ты понимаешь слова Иисуса: «Спасши свою жизнь, ты ее потеряешь, а потеряв, спасешь».
Единственный способ выйти за пределы смерти – это принять смерть. Тогда она исчезает. Единственный способ быть бесстрашным – это принять страх. Тогда эта энергия высвобождается и становится свободой. Но если ты его осуждаешь, если ты его подавляешь, если ты скрываешь тот факт, что боишься – если ты окружаешь себя броней, защищаешься и обороняешься – тогда возникает чувство вины.
Все подавленное создает вину; все непозволенное создает вину; все, что против природы, создает вину. Тогда ты чувствуешь себя виноватым, потому что лгал другим и себе. Эта неподлинность есть чувство вины.
Ты спрашиваешь: «Страх и чувство вины это одно и то же?» Нет. Страх может быть виной, может не быть. Все зависит от того, что ты делаешь со страхом. Если ты делаешь с ним что-то неправильное, он становится чувством вины. Если ты просто принимаешь его и ничего не делаешь – делать нечего! – тогда он становится свободой, он становится бесстрашием.
Не говори себе, что ты уродливый, неправильный, грешник. Не осуждай. Кем бы ты ни был, будь собой. Не будь виноватым, не чувствуй себя виноватым. Даже если что-то не в порядке, ты в порядке. Может быть, ты действовал неправильно, но это не значит, что из-за этого не в порядке твое существо. Какое-то действие может быть неправильным, но существо всегда правильно.
Язаметил в себе, что всегда пытаюсь убедить других, что я значителен и силен. Я медитировал на причины этого и думаю, что это страх.
Эго всегда исходит из страха. У действительно бесстрашного человека нет эго. Эго это защита, доспехи. Поскольку ты боишься, ты создаешь впечатление, что ты вот такой-то и такой-то, м-м? Чтобы никто не осмелился… это страх, в основе это страх. Хорошо! Ты заглянул в это глубоко и правильно. И как только ты видишь основную причину, все становится очень простым. Обычно люди продолжают бороться с эго – а настоящая проблема не в эго. Ты борешься с симптомом, не с болезнью. Настоящая бо лезнь – страх. Ты продолжаешь бороться с это, и продолжаешь промахиваться мимо цели, потому что эго это не настоящий враг, ложный. Даже если ты победишь, ты никого не победишь. Ты не можешь победить – только настоящего врага можно победить, не ложного врага, которого вообще не существует. Это фасад. Это все равно что у тебя есть рана, она выглядит уродливо, и ты закрываешь ее украшением.
Однажды случилось так, что я жил в доме одной кинозвезды, и он пригласил много людей на встречу со мной. Была приглашена и одна актриса, у которой были очень красивые часы с очень большим и красивым браслетом. Кто-то, сидящий рядом с ней, спросил ее о часах, и она немного обеспокоилась. Я просто наблюдал. Он хотел посмотреть часы – а она не хотела их снимать. Но человек настаивал, и она их сняла. Тогда я увидел, в чем была проблема. На руке у нее было большое белое пятно, пятно проказы. Она прятала это пятно проказы под браслетом красивых часов. Теперь она была разоблачена – она покрылась потом и стала нервничать…
Эго устроено точно так же. Есть страх, но никто не хочет показывать страх, потому что, если ты покажешь свой страх, найдутся многие люди, которые заставят тебя бояться еще больше. Как только они узнают, что ты в глубоком страхе, каждый из них постарается побольнее тебя ударить. Они будут наслаждаться, унижая тебя, найдя кого-то слабее. Люди любят эксплуатировать, бить лежачего…
Поэтому каждый боится; глубоко внутри создается большое эго, и страх продолжает накачивать больше и больше воздуха в баллон эго, оно становится большим. Адольф Гитлер, Иди Амин из Уганды – человек такого типа становится очень раздутым. И он начинает заставлять других бояться себя. Каждый, кто пытается заставить других бояться, – знай, что глубоко внутри он боится сам, иначе зачем это делать? Какой смысл? Кто будет беспокоиться о том, боишься ты его или нет?
Люди, полные страха, заставляют бояться других, чтобы сами они могли расслабиться. Они прекрасно знают, что теперь ты их не тронешь, не пересечешь их границ.
Ты заглянул глубоко – так точно и есть. Поэтому не борись с эго. Лучше наблюдай страх и прими его. Он естествен… это часть жизни. Нет необходимости его прятать; не нужно и притворяться. Он есть – все человеческие существа полны страха. Это часть человечности. Прими это, и в то мгновение, когда ты его примешь, эго исчезнет, потому что тогда в существовании эго нет смысла. Борьба с эго не поможет; принятие страха поможет тотчас же. Тогда ты знаешь, что да, ты такой крошечный в такой безграничной вселенной – как не бояться? Жизнь окружена смертью – как можно не бояться? В любой момент мы можем исчезнуть… какая-то мелочь испортится, и мы исчезнем – как можно не бояться? Когда ты принимаешь, страх исчезает, потому что нет смысла. Если ты принимаешь, ты принимаешь его как должное – это так и есть!
Не противопоставляй ему ничего, чтобы его спрятать. А когда ты ему ничего не противопоставляешь, он просто уменьшается. Я не говорю, что в тебе не будет страха – я говорю, что ты не будешь испуган. Страх будет, но тебе не будет страшно. Ты понимаешь меня? Боязнь подразумевает, что ты против страха – ты не хочешь, чтобы он был, а он есть.
Когда ты его принимаешь… Деревья зеленые; человечество полно страха. Что делать? Деревья не прячутся. Каждый обречен умереть. Страх это тень смерти. Прими его!
Оставаясь наедине с собой, я чувствую, что могу немного расслабиться и любить людей, но когда я оказываюсь среди них, ставни закрываются.
Трудно любить реальных людей, потому что реальный человек не станет соответствовать твоим ожиданиям. Он и не должен. Он живет не для того, чтобы соответствовать чьим-то ожиданиям, он должен прожить собственную жизнь. А когда он движется в направлении, которое тебе претит и противоречит твоим чувствам, эмоциям, твоему существу, это становится трудно.
Очень легко думать о любви. Очень трудно любить. Очень легко любить весь мир. Настоящая трудность в том, чтобы любить реальное человеческое существо. Очень легко любить Бога или человечество. Настоящая проблема возникает, когда ты лицом к лицу сталкиваешься с реальным человеком. Столкнуться с ним лицом к лицу значит претерпеть великую перемену и принять великий вызов.
Он не будет твоим рабом, и ты не будешь его рабом. Вот где возникает настоящая проблема. Если ты будешь рабом или он будет рабом, проблемы нет. Проблема возникает, потому что никто не предназначен для роли раба – и никто не может быть рабом.
Каждый остается свободным радикалом… все существо состоит из свободы. Человек есть свобода.
Поэтому помни – это настоящая проблема, она не имеет ничего общего лично с тобой. Проблема связана со всем явлением любви. Не делай это личной проблемой, иначе ты окажешься в затруднении. Каждому в большей или меньшей мере приходится сталкиваться с одной и той же проблемой. Я никогда не встречал человека, у которого не было бы трудностей в любви. Это как-то связано с любовью, с самим миром любви.
Сами отношения приводят тебя в такие ситуации, в которых возникают проблемы… и хорошо через них пройти. На Востоке люди бежали, просто видя, что это трудно. Они стали отрицать любовь, отвергать любовь. Они лишили себя любви и назвали это непривязанностью. Мало-помалу они омертвели. Любовь почти исчезла с Востока, осталась только медитация.
Медитация означает, что ты хорошо себя чувствуешь в одиночестве. Медитация означает, что ты связан только с самим собой. Твой круг замыкается на тебе самом; ты не выходишь из него. Конечно, девяносто девять процентов твоих проблем решены – но великой ценой. Теперь ты будешь менее встревоженным. Восточный человек не так тревожен, не так напряжен… потому что живет во внутренней пещере, защищенный, с закрытыми глазами. Он не позволяет своей энергии двигаться. Он создает короткое замыкание… небольшое движение энергии внутри его существа, и он доволен. Но это счастье немного мертво. Его счастье – только торжество, не радость.
Самое большее, ты можешь сказать, что это не несчастье. Самое большее, что можно сказать об этом, негативно, все равно что вместо того, чтобы сказать, что ты здоров, сказать, что у тебя нет никакой болезни. Но в этом мало здоровья. В здоровье должно быть что-то утвердительное, какое-то собственное свечение –
не просто отсутствие болезни. В таком смысле и мертвое тело здорово, потому что у него нет никаких болезней.
Поэтому на Востоке мы попытались жить без любви, отречься от мира – это значит отречься от любви – отречься от женщины, отречься от мужчины, от всех возможностей, в которых может цвести любовь. Джайнским, индуистским монахам не разрешается разговаривать с женщиной наедине; им не разрешается касаться женщины, не разрешается встречаться с ней лицом к лицу. Если женщина приходит и о чем-то спрашивает, они должны опустить глаза. Они должны смотреть на кончик носа, чтобы не увидеть женщину даже по ошибке. Потому что, кто знает… что-то может щелкнуть… и человек почти беспомощен в руках любви.
Они не живут в домах людей, они не остаются долго на одном месте, потому что становится возможной привязанность, любовь. Они продолжают двигаться, бродить, избегать – избегать любых отношений. Они достигли определенного качества покоя. Они безмятежные люди, неотвлеченные миром, но не счастливые, не празднующие.
На Западе случилось противоположное. Люди попытались найти счастье в любви и создали много проблем. Они потеряли всякий контакт с самими собой. Они далеко отошли от самих себя и не знают, как вернуться снова. Они не знают пути, они не знают, где их дом. Они чувствуют себя бессмысленными, бездомными и продолжают прилагать больше и больше усилий в любви, с этой женщиной, с этим мужчиной – любви гетеросексуальной, гомосексуальной, автосексуальной. Они пытаются изо всех сил, но чувствуют себя пустыми, потому что сама по себе любовь может дать тебе счастье, но в нем не будет молчания. А когда счастье без молчания, снова чего-то не хватает.
Когда ты счастлив без молчания, твое счастье подобно лихорадке, волнению… много шума из ничего. Это судорожное состояние создаст в тебе большое напряжение, и из него ничего не происходит, просто гонка, погоня. И однажды человек осознает, что все попытки были безосновательными, потому что он пытался найти другого, тогда как не нашел еще самого себя.
Оба эти верования потерпели поражение. Восток потерпел поражение, потому что испробовал медитацию без любви. Запад потерпел поражение, потому что испробовал любовь без медитации. Все мое усилие в том, чтобы дать вам синтез, целое – что значит медитация плюс любовь. Человек должен быть способным быть счастливым и один, и с людьми. Человек должен быть счастливым и внутри, и в отношениях. Человек должен построить прекрасный дом и внутри, и снаружи. У тебя должен быть и прекрасный сад, окружающий дом, и красивая спальня. Сад не против спальни; спальня не против сада.
Так, медитация должна быть внутренним приютом, внутренним алтарем. Когда бы ты ни почувствовал, что мира с тебя достаточно, ты можешь войти в свой алтарь. Ты можешь принять ванну в своем внутреннем существе. Ты можешь обновить себя. Ты можешь выйти воскресшим; снова живой, свежий, молодой, обновленный… чтобы жить, чтобы быть. Но ты должен быть способен и любить людей, и смотреть в лицо проблемам, потому что молчание, которое бессильно и не может смотреть в лицо проблемам, немного стоит.
Только молчание, способное справляться с проблемами и оставаться молчаливым, есть нечто, чего можно жаждать, к чему можно стремиться.
Поэтому я хотел бы сказать тебе эти две вещи: начни с медитации… потому что всегда хорошо начать с ближайшего центра своего существа, и это медитация. Но никогда не застревай в ней. Медитация должна двигаться, цвести, разворачиваться и становиться любовью.
Никогда не волнуйся, не создавай проблем – это не проблема. Это просто человечно; это естественно. Каждый испуган – это неизбежно. Жизнь так устроена, что это неизбежно. И те, кто стал бесстрашным, не пришли к бесстрашию, практикуя смелость – потому что смелый человек только подавляет страх; на самом деле он не бесстрашен. Человек становится бесстрашным, принимая свои страхи. Дело не в храбрости. Человек просто вглядывается в жизнь и осознает, что эти страхи естественны. Человек их принимает!
Проблема возникает, потому что ты хочешь их отвергнуть. Тебя обучили эгоистическим идеям – «Будь храбрым». Какая чушь! Глупо! Как разумный человек может избежать страха? Если ты глуп, у тебя не будет никаких страхов. Тогда водитель автобуса продолжает сигналить, а ты храбро стоишь посреди дороги, ничего не боясь. Или тебя давит автобус, а ты стоишь и ничего не боишься. Но это глупо! Разумный человек должен отскочить с дорога.
Если в тебе вырабатывается привыкание к страху и ты начинаешь во всех кустах высматривать змей, это проблема. Если на дороге никого нет, а ты пугаешься и убегаешь, это проблема; иначе это естественно.
Поэтому, когда я говорю, что ты избавишься от страха, я не имею в виду, что в твоей жизни не будет страхов. Ты придешь
к пониманию, что девяносто процентов твоих страхов – только воображение. Десять процентов реальны, поэтому их нужно принять. Я не делаю людей храбрыми. Я делаю их более восприимчивыми, чувствительными, бдительными, и их бдительности достаточно. Они осознают, что могут использовать свои страхи как ступеньки. Поэтому не волнуйся, м-м?
Из чего состоит страх? Он всегда где-то за углом, но когда я разворачиваюсь, чтобы встретить его, он всегда оказывается лишь тенью. Если он невеществен, как ему удается иметь надо мной такую власть?
Страх так же невеществен, как и твоя тень, но он есть. Тень тоже существует – невещественно, негативно, но существует, и иногда тень может оказать на тебя огромное влияние. В джунглях, когда приближается ночь, ты можешь испугаться даже собственной тени. В одиноком месте, на одинокой тропе, ты можешь начать убегать от собственной тени. Твой бег будет реальным, бегство будет реальным, но причина будет невещественной.
Ты можешь убежать от веревки, приняв ее за змею; вернувшись, присмотревшись и увидев, что это такое, ты рассмеешься над всей этой глупостью. Но люди боятся входить в места, вызывающие страх. Люди боятся страха больше всего, потому что само существование страха потрясает до основания. Потрясение до основания реально, помни. Страх похож на сон, кошмарный сон, но, когда утром, после кошмарного сна, ты просыпаешься, его след, пережиток, продолжается. У тебя учащено дыхание, ты покрылся испариной, твое тело все еще дрожит, тебе жарко. Теперь ты знаешь, что это был просто кошмарный сон, невещественное видение, но даже этому знанию потребуется какое-то время, чтобы проникнуть в самое ядро твоего существа. Тем временем последствие сна будет продолжаться. Страх это кошмарный сон.
Ты спрашиваешь меня: «Из чего состоит страх?» Страх состоит из невежества о собственном «я». Есть лишь один страх; он проявляется по-разному, у него может быть тысяча и одно проявление, и это: «Глубоко внутри, может быть, меня нет». И, в определенном смысле, правда, тебя нет.
Бог есть, тебя нет. Хозяина нет, Гость есть. И поскольку ты это подозреваешь – и твое подозрение совершенно обоснованно, – ты не смотришь вовнутрь. Ты продолжаешь притворяться, что ты есть; ты знаешь, что если ты посмотришь вовнутрь, тебя не будет. Это глубокое, молчаливое понимание. Оно не интеллектуально, оно экзистенциально, оно пронизывает до мозга костей, ты чувствуешь: «Может быть, меня нет. Лучше туда не смотреть. Продолжай смотреть наружу». По крайней мере, это удерживает тебя в одураченном состоянии, это поддерживает иллюзию, что «я есть». Но поскольку это чувство «я есть» ложно, это создает страх; его может разрушить что угодно, любое глубокое столкновение может его разрушить. Его может разрушить любовь, его может разрушить встреча с мастером, его может разрушить сильная болезнь, его может разрушить вид того, как кто-то умирает. Его можно разрушить по-разному, оно очень хрупко. Кое-как тебе удается не смотреть вовнутрь.
Мулла Насреддин ехал на поезде. Пришел контролер и спросил билет. Мулла обыскал все карманы, чемоданы и сумки, но билет не нашелся. Он покрылся потом; ему становилось страшнее и страшнее. И контролер сказал:
— Господин, вы не поискали в одном из карманов. Почему бы вам в него не заглянуть?
Мулла Насреддин сказал:
— Пожалуйста, ничего не говорите об этом кармане. Это моя единственная надежда! Если я поищу в этом кармане, и билет не найдется, тогда его нет, вообще нет. Я не могу проверить этот карман. Не думайте, я поищу во всех остальных; но этот карман- моя безопасность, и я все еще надеюсь, что он может оказаться в этом кармане. Я преднамеренно обошел его стороной и не собираюсь его касаться. Найду я билет или нет, я не собираюсь смотреть в этот карман.
Такая же ситуация с эго. Ты в него не смотришь, это твоя единственная надежда: «Кто знает? Может быть…» Но если ты посмотришь, твое чувство реальности скажет, что его нет.
Ложное эго, которое ты создал, не заглядывая в него, постоянно смотря наружу, есть коренная причина страха. Ты будешь бояться любых состояний, в которых тебе придется смотреть в него. Ты будешь бояться красоты, потому что красота просто швыряет тебя вовнутрь. Прекрасный закат, все эти сияющие цвета и облака… – тебе будет страшно на него смотреть, потому что такая великая красота может отбросить тебя вовнутрь. Такая великая красота прекращает мышление: на мгновение ум в таком благоговении, что забывает думать, прекращает вить и прясть. Внутренний разговор приходит к остановке, перерыву, и внезапно – ты внутри.
Люди боятся великой музыки, люди боятся великой поэзии, люди боятся глубокой близости. Их любовные романы это просто игра «ударь и убеги». Они не идут глубоко в существо друг друга, потому что идти глубоко в существо друг друга страшно – потому что водоем существа другого отразит тебя. Если в этом водоеме, в этом зеркале существа другого, ты не найдешь себя, если зеркало останется пустым, если оно ничего не отразит, что тогда?
Люди боятся любви. Они только притворяются, но продолжают играть в игры под именем любви. Они боятся медитации; даже под именем медитации, самое большее, они начинают думать по-новому. Именно это представляет собой Трансцендентальная Медитация Махариши Махеш Йоги – это ни медитация, ни трансцендентальная. Это просто распевание мантры, а распевание мантры есть не что иное, как процесс мысли, концентрированной мысли. Снова это новое средство, средство не медитировать. Люди повторяют христианские молитвы, мусульманские молитвы, индуистские молитвы, всеми способами избегая медитации. Это не медитации, помни. Ум так коварен, что под именем медитации он создал много ложных явлений.
Медитация – это когда ты вообще ничего не делаешь, когда ум вообще не функционирует. Это нефункционирование ума есть медитация – ни повторение, ни мантра, ни образ, ни концентрация. Человек просто есть. В этой естьности эго исчезает, а с эго исчезает и тень эго. Эта тень – страх.
Страх – одна из самых важных проблем. Каждое человеческое существо должно через него пройти, чтобы прийти к определенному пониманию. Эго дает тебе страх, что однажды ты можешь умереть. Ты продолжаешь обманывать себя, что смерть случается только с другими, и в некотором смысле это правда: умирает какой-то сосед, умирает какой-то знакомый, умирает друг, умирает твоя жена, твоя мать – это всегда случается с кем-то другим, никогда не с тобой. Ты можешь скрыться за этим фактом: может быть, ты исключение, ты не умрешь. Эго пытается защитить тебя.
Но каждый раз, когда кто-то умирает, что-то в тебе дрожит. Каждая смерть это небольшая смерть для тебя. Никогда не посылай никого спросить, по ком звонит колокол, – он звонит по тебе. Каждая смерть это твоя смерть. Даже когда сухой лист падает с дерева, это твоя смерть. Поэтому мы продолжаем защищать себя.
Кто-то умирает, а мы говорим о бессмертии души, когда лист падает с дерева, мы говорим: «Не о чем беспокоиться. Вскоре придет весна, и на дереве вырастет новая листва. Это только перемена, изменилась только одежда».
Люди верят в бессмертие души не потому, что знают, но потому, что боятся. Чем трусливее человек, тем вероятнее, что он верит в бессмертие души – не потому, что он религиозен; он просто трус. Верование в бессмертие души не имеет ничего общего с религией. Религиозный человек знает: «Меня нет», и тогда все, что остается, бессмертно – но не имеет ничего общего со «мной». Это «я» не бессмертно, это «меня» не бессмертно. Это «я» временно, оно произведено нами. Страх это тень «я», и из-за этого «я» всегда осознает, что глубоко внутри «я исчезну в смерти»… Основной страх – страх смерти; все другие страхи только отражают этот основной страх. И красота в том, что смерть так же невещественна, как и эго, и между этими двумя несуществующими вещами – эго и смертью – мостом является страх.
Страх совершенно бессилен, у него нет власти. Ты говоришь: «Если он невеществен, как ему удается иметь надо мной такую власть?» Ты хочешь верить в него – в этом его власть. Ты не готов совершить прыжок в свою внутреннюю глубину и столкнуться со своей внутренней пустотой – это его власть. Иначе он бессилен, совершенно бессилен. Ничто никогда не рождается из страха. Любовь дает рождение, любовь созидательна; страх бессилен.
Мистер и миссис Смит предстали перед вершителем правосудия.
— Я бы хотела развестись с этим персонажем, – сказала жена.
— Я хотел бы избавиться от этого боевого топора, – простонал муж.
Судья: Сколько у вас детей?
Жена: Трое.
Судья: Почему бы вам не остаться в браке еще на год и не родить еще одного ребенка, чтобы было четыре? Каждый из вас может взять двоих, и вы оба будете удовлетворены.
Муж: Да, но вдруг родится двойня?
Жена: Ха! Посмотрите на этого производителя детей. Если бы я полагалась на него, у меня не было бы и этих троих!
Страх абсолютно бессилен. Он никогда ничего не создал. Он не может создавать; его нет. Но он может разрушить всю твою жизнь, он может окружить тебя как темное облако, он может эксплуатировать твои энергии. Он не позволит тебе глубоко двигаться в любой глубокий опыт красоты, поэзии, любви, радости, празднования, медитации. Нет, он заставит тебя оставаться на поверхности, потому что он может существовать только на поверхности. Это рябь на поверхности.
Иди вовнутрь, смотри вовнутрь, и если там пусто, ну и что? Тогда это наша природа, тогда это то, что мы есть. Зачем человеку волноваться о пустоте? Пустота так же красива, как и небо. Твое внутреннее существо это не что иное как внутреннее небо. Небо пусто, но именно пустое небо содержит все, все существование, солнце, луну, звезды, землю, планеты. Именно внутреннее небо сообщает всему этому благодать. Именно это пустое небо становится фоном для всего, что существует. Вещи приходят и уходят, а небо остается прежним.
Точно таким же образом, у тебя есть и внутреннее небо, и оно так же пусто. Облака приходят и уходят, планеты рождаются и исчезают, звезды рождаются и исчезают, но внутреннее небо остается прежним, незатронутым, незадетым, и на нем не остается шрамов. Мы называем внутреннее небо сакшином, свидетелем; и в этом вся цель медитации.
Иди вовнутрь, наслаждайся внутренним небом. Помни: все, что ты можешь видеть, не ты. Ты можешь видеть свои мысли, значит, ты не мысли; ты можешь видеть свои чувства, значит, ты не чувства; ты можешь видеть свои сны, желания, воспоминания, воображения, проекции, значит, это не ты. Продолжай уничтожать все, что можешь видеть. Тогда однажды наступит невыразимое мгновение, когда не останется ничего. Все увиденное исчезло, и остался только видящий. Этот видящий и есть пустое небо.
Знать его значит быть бесстрашным, знать его значит быть полным любви. Знать его значит быть Богом, быть бессмертным.
Почему я по-прежнему так боюсь обнажить себя?
Кто не боится? Собственная нагота создает великий страх. Это естественно, потому что обнажить себя значит обнажить весь мусор, который ты носишь в уме, мусор, который накапливался веками, многие, многие жизни. Обнажить себя значит обнажить свою слабость, свои ограничения, недостатки. Обнажить себя в конце концов значит обнажить свою уязвимость. Смерть… Обнажить себя значит обнажить свою пустоту.
За всем этим мусором ума и шумом ума есть измерение внутренней пустоты. Человек пуст-без Бога; без Бога человек просто пустота и ничто. Он хочет скрыть свою наготу, свою пустоту, свое уродство. Он прикрывает его красивыми цветами, он украшает эти покровы. По крайней мере, он притворяется, что он кто-то,
что-то. И это не что-то личное, свойственное тебе; это вселенское, это ситуация каждого.
Никто не может раскрыть себя как книгу. Тебя охватывает страх: «Что люди подумают обо мне?» С самого детства тебя учили носить маски, красивые маски. Не нужно иметь красивое лицо, подойдет прекрасная маска; маска так дешева. Трансформировать лицо трудно. Нарисовать лицо очень просто.
Теперь внезапно ты выставляешь свое настоящее лицо, и это заставляет тебя дрожать до глубочайшего ядра твоего существа. Возникает дрожь: понравится ли это людям? примут ли тебя люди? будут ли люди по-прежнему тебя любить, уважать? Кто знает? – потому что они любили твою маску, они уважали твой характер, они почитали твою одежду. Теперь возникает страх: «Если внезапно я останусь обнаженным, будут ли они по-прежнему меня любить, уважать, восхищаться мной, или все они убегут от меня? Они могут повернуться ко мне спиной, и я останусь один».
Поэтому люди продолжают притворяться. Из страха возникает притворство, из страха возникает ложность. Чтобы быть подлинным, человек должен быть бесстрашным.
Вот один из фундаментальных законов жизни: все, что бы ты ни прятал, продолжает расти, все, что ты обнажаешь, если оно неверно, исчезает, испаряется на солнце, а если оно правильно, получает питание. Прямо противоположное происходит, когда ты что-то прячешь. Правильное начинает умирать, потому что не получает питания; ему нужны ветер, дождь и солнце. Ему нужно, чтобы доступна была вся природа. Оно может расти только с истиной, оно питается истиной. Прекрати давать ему питание, и оно начнет становиться тоньше и тоньше. И люди истощают свою реальность, позволяя жиреть нереальному.
Твои нереальные лица питаются ложью, поэтому тебе приходится изобретать больше и больше лжи. Чтобы поддержать одну ложь, ты продолжаешь изобретать больше и больше лжи. Чтобы поддержать одну ложь, тебе придется солгать еще сто раз, потому что ложь может поддержать только еще большая ложь. Поэтому, если ты прячешься за фасадом, реальное начинает умирать, а нереальное жиреет, становится больше и больше. Если ты обнажаешь себя, нереальное умирает, обречено умереть, потому что нереальное не может оставаться открытым. Оно может сохраняться только в тайне, оно может оставаться только в темноте, оно может оставаться только в туннелях твоего бессознательного. Если ты вынесешь его в сознание, оно начнет испаряться.
В этом весь секрет психоанализа. Это простой секрет, но это весь секрет. Психоаналитик помогает вынести все, что заключено внутри бессознательного, в темных царствах твоего существа, на уровень сознательного. Он помогает ему выйти на поверхность, чтобы ты мог его видеть, чтобы другие могли его видеть, и происходит чудо: даже если ты видишь это, это начало его смерти. И если ты можешь передать его кому-то другому – в психоанализе происходит именно это: ты обнажаешь себя перед психоаналитиком, – даже обнажить это перед одним-единственным человеком достаточно, чтобы произвести великие перемены в существе. Но открытие перед психоаналитиком ограничено: ты показал себя только одному человеку, в глубокой тайне, с условием, что он не вынесет это на люди. Это часть профессии психоаналитика, врача, терапевта, часть его присяги; он ничего никому не скажет, все останется в тайне. Поэтому это открытие очень ограничено; тем не менее это помогает. На это требуются годы; то, что можно сделать за несколько дней, в психоанализе занимает годы – четыре года, пять лет, и даже тогда психоанализ ничем не кончается. Мир еще не знал ни одного случая тотального психоанализа, завершенного процесса, законченного, окончательного, – нет, еще нет. Даже ваши психоаналитики сами не психоанализированы полностью – потому что само обнажение очень ограничено и сопровождено условиями. Психоаналитик слушает тебя, как будто не слушает, потому что он не должен никому говорить. Но даже это помогает, это освобождает от огромного бремени.
Если ты можешь обнажить себя религиозно – не в закрытом пространстве, не профессионально, но просто во всех твоих отношениях – именно это и есть санньяса. Это само-психоанализ. Это психоанализ двадцать четыре часа в сутки, день за днем. Это психоанализ всех возможных ситуаций: с женой, с другом, с родственником, с врагом, с незнакомцем, с начальником, со слугой. Двадцать четыре часа в сутки ты общаешься.
Если ты продолжаешь обнажать себя… Поначалу это будет действительно очень страшно, но вскоре ты начнешь набираться сил, потому что как только правда обнажена, она становится все сильнее, а неправда умирает. И по мере того как правда становится сильнее, ты становишься все более укорененным, ты становишься более центрированным. Ты начинаешь становиться индивидуальностью; личность исчезает, и появляется индивидуальность.
Личность ложна, индивидуальность существенна. Личность это только фасад, индивидуальность – твоя истина. Личность навязана снаружи; это персона, маска. Индивидуальность это твоя реальность – таким тебя сделал Бог. Личность это социальная изощренность, социальный лоск. Индивидуальность – сырая, дикая, сильная, обладающая огромной энергией.
Только поначалу будет страшно. Поэтому нужен мастер, чтобы поначалу он мог держать тебя за руку, чтобы поначалу он мог тебя поддержать, чтобы поначалу ты мог сделать несколько шагов вместе с ним. Мастер не психоаналитик; он и это, и гораздо большее. Психоаналитик профессионал; мастер не профессионал. Помогать людям не его профессия, это его призвание. Это его любовь, это его сострадание. И из своего сострадания он ведет тебя ровно столько, сколько тебе нужно. В то мгновение, когда он начинает чувствовать, что ты можешь продолжать один, его рука начинает выскальзывать из твоей. Тебе хочется продолжать цепляться, но он не может этого допустить.
Как только ты готов, храбр, дерзок, как только ты вкусил свободу обнажения своей реальности, ты можешь продолжать сам. Ты можешь быть светом самому себе.
Но страх естествен, потому что с самого детства тебя учили лгать, и ты так отождествился с ложным, что отбросить его кажется равнозначным самоубийству. И возникает страх, потому что возникает великий кризис тождественности.
Пятьдесят лет, шестьдесят лет ты был определенным человеком. Теперь задавшему этот вопрос, должно быть, около шестидесяти – шестьдесят лет ты был определенным человеком. Теперь, в этой последней фазе твоей жизни, перспектива отбросить эту отождествленность и начать учиться с самых азов пугает.
Смерть подходит ближе с каждым днем – время ли сейчас начинать новый урок? Кто знает, сможешь ты его закончить или нет? Кто знает? Ты можешь потерять старую тождественность, а времени окажется недостаточно, недостаточно энергии, недостаточно храбрости, чтобы достичь новой. И ты умрешь без тождественности? Проживешь ли ты последнюю фазу жизни без тождественности? Это будет своего рода безумием – жить без тождественности – сердце замирает, сердце сжимается. Человек думает: «Лучше продолжать еще несколько дней. Лучше жить со старым, знакомым, безопасным, удобным». Ты стал в этом очень искусным. Это было великим капиталовложением, ты вложил в это шестьдесят лет жизни. Кое-как ты справлялся, каким-то образом ты создал представление о том, кто ты такой, а теперь я говорю тебе отбросить это представление, потому что ты не это!
Никакой идеи не нужно, чтобы знать себя. Фактически, все идеи должны быть отброшены, только тогда ты можешь знать, кто ты такой.
Страх естествен. Не осуждай его, не чувствуй, что с тобой что-то не так. Это просто часть твоего социального воспитания. Мы должны его принять и выйти за его пределы; не осуждая его, мы должны идти за его пределы.
Раскройся мало-помалу – не нужно совершать прыжков, которые тебе не по силам; иди постепенно, шаг за шагом. Но вскоре ты научишься различать вкус истины, и ты будешь удивлен тем, что эти шестьдесят лет были пустой растратой. Твоя старая личность будет утрачена, у тебя появится совершенно другая концепция. Это будет на самом деле не отождествление, но новое видение, новый способ смотреть на вещи, новая перспектива. Ты не сможешь снова сказать «я», чтобы что-то за этим стояло; ты будешь использовать мир, потому что он полезен, но ты будешь в то же время знать, что мир не несет в себе никакого смысла, никакой вещественности, никакой экзистенциальной вещественности; что за «я» скрыт океан, бесконечное, безграничное, божественное.
Ты никогда не достигнешь другой тождественности; старая тождественность уйдет, и впервые ты начнешь чувствовать себя волной в океане Бога. Это не тождественность, потому что тебя в ней нет. Ты исчез, Бог ошеломил тебя.
Если ты можешь рискнуть ложным, истина может быть твоей. И она того стоит, потому что ты рискуешь только ложным, а достигаешь истины. Ты рискуешь ничем, а получаешь все.
Я только что обнаружил, что скучен самому себе, во мне нет сока. Ты сказал нам принимать себя, какими бы мы ни были. Я не способен принять жизнь, зная, что я упускаю какую-то внутреннюю радость. Что делать?
Я слышал… есть новый вид транквилизатора, который не расслабляет тебя – просто напрягает твою способность расслабляться.
Попробуй его! …пробуй его снова и снова – будь американцем! – но не больше трех раз. Попробуй раз, попробуй два, попробуй три, затем перестань, потому что в этой глупости нет смысла.
Ты спрашиваешь меня: «Я обнаружил, что скучен самому себе…»
Это великое открытие. Да, я не шучу! Очень немногие люди осознают, что скучны самим себе – что им скучно, предельно скучно. Все это знают, кроме них самих. Знать, что тебе скучно, – великое начало; теперь нужно понять некоторые следствия этого.
Человек – это единственное животное, которое чувствует скуку; это великая прерогатива, достоинство человеческих существ. Видел ли ты когда-нибудь буйвола, которому скучно, осла, которому скучно? Им не скучно. Скука просто означает, что то, как ты живешь, неправильно; поэтому это может стать великим событием: пониманием, что «мне скучно, и что-то нужно сделать, нужна какая-то трансформация». Поэтому я не думаю, что это плохо, что тебе скучно – это хороший признак, хорошее начало, очень благоприятное начало. Но не останавливайся на этом.
Почему человек чувствует, что ему скучно? Человеку скучно, потому что он живет мертвыми образцами, данными другими. Отрекись от этих образцов, выйди из этих образцов! Начни жить сам.
Только подлинному человеку не скучно, ложному человеку обязательно скучно. Христианину будет скучно, джайну будет скучно, парсу будет скучно, коммунисту будет скучно, потому что они разделили свои жизни на две части. Их настоящая жизнь остается подавленной, потому что они стали изображать нереальную жизнь. Именно нереальная жизнь создает скуку. Если ты делаешь именно то, что тебе предназначено делать, тебе никогда не будет скучно.
В тот день, когда я покинул дом, чтобы отправиться в университет, мои родители, мой отец, моя семья, – все хотели, чтобы я стал ученым – у ученого было бы гораздо лучшее будущее – или хотя бы доктором, или инженером. Я наотрез отказался. Я сказал:
— Я буду делать то, что хочу, потому что я не хочу жить скучной жизнью. Как ученый я могу добиться успеха – могу приобрести респектабельность, деньги, власть, престиж – но глубоко внутри мне будет скучно, потому что это не то, что я хотел бы делать.
Они были в шоке, потому что не видели никаких перспектив в изучении философии; философия была самым бедным предметом в университетах. Неохотно они согласились, чувствуя, что я ставлю крест на своем будущем. Но в конце концов они признали, что были неправы.
Это не вопрос денег, власти или престижа; это вопрос того, чтобы ты делал то, что тебе свойственно. Делай это, независимо от результата, и твоя скука исчезнет. Наверное, ты следуешь идеям других, наверное, ты все делаешь «правильно», наверное, ты все делаешь, как надо. Это фундамент в основании скуки.
Все человечество скучает, потому что человек, который мог бы быть мистиком, – математик; человек, который мог бы быть математиком, – политик; человек, который мог бы быть поэтом, – бизнесмен. Каждый – кто-то другой; никто не там, где должен быть. Человек должен рисковать. Скука может исчезнуть в одно мгновение, если ты готов рискнуть.
Ты спрашиваешь меня: «Я обнаружил, что просто скучен самому себе…» Ты скучен самому себе, потому что ты не искренен с самим собой, не честен с самим собой, не уважаешь собственное существо. И ты говоришь: «Я не чувствую в себе никакого сока». Как тебе почувствовать сок? Сок течет только когда ты делаешь то, что хочешь делать, что бы то ни было.
Винсент Ван Гог был безмерно счастлив, просто рисуя. Ни одной картины не было продано, никто им не восхищался, он был голоден, он умирал. Его брат давал ему лишь небольшую сумму денег, чтобы он хотя бы мог выжить – четыре дня в неделю он ничего не ел, три дня он ел. Он ничего не ел четыре дня, потому что ему больше неоткуда было взять холсты, краски и кисти. Но он был безмерно счастлив – его соки текли.
Он умер, когда ему было тридцать три года; он покончил с собой. Но его самоубийство гораздо лучше, чем твоя так называемая жизнь, потому что он совершил самоубийство только когда написал картину, которую хотел написать. В тот день, когда он завершил писать закат, что было его самым заветным желанием, он написал письмо: «Моя работа сделана, я состоялся. Я оставляю этот мир совершенно осуществленным». Он совершил самоубийство, но я не назову это самоубийством. Он жил тотально, в безмерной интенсивности, он зажег факел жизни с обеих сторон.
Ты можешь прожить сто лет, но твоя жизнь будет сухой костью, тяжестью, мертвой тяжестью. Ты говоришь: «Ты сказал, что мы должны принять себя, какими бы мы ни были. Я неспособен принять жизнь – зная, что упускаю какую-то внутреннюю радость».
Когда я говорю принять себя, я не говорю принять свой жизненный образец – не пытайся понять меня неправильно. Когда я говорю принять себя, я не говорю ничего отвергать – прими себя. Но ты, наверное, интерпретировал все по-своему. Именно так происходит…
Марсианин посадил свою тарелку в Манхеттене, и не успел он появиться, как к нему подошел нищий.
— Мистер, – сказал человек, – не дашь ли ты мне гривенник?
— Что такое гривенник? – спросил марсианин. Нищий на секунду задумался и ответил:
— Ты прав. Дай мне лучше четвертной.
Того, что ты понял, я не говорил. Отвергни все, что было тебе навязано – я не говорю это принимать. Прими свое глубочайшее ядро, которое ты принес из запредельного, и тогда ты не будешь чувствовать, что что-то упускаешь. В то мгновение, когда ты принимаешь себя без всяких условий, внезапно происходит взрыв радости. Твои соки начинают течь, и жизнь действительно становится экстатичной.
Друзья одного молодого человека подумали, что он умер, но он только находился в состоянии комы. Когда – как раз вовремя, чтобы его не похоронили – он подал признаки жизни, его спросили, как он себя чувствовал, пока был мертв.
— Мертв! – воскликнул он. – Я не был мертв. Я все время знал, что происходит. И я знал, что не мертв, потому что у меня мерзли ноги, и я был голоден.
— Но почему этот факт заставил тебя думать, что ты жив? – спросил один из любопытствующих.
— Я знал, что если бы я был в раю, я не был бы голоден, а если бы я был в аду, у меня не мерзли бы ноги.
Ты можешь быть уверен, что ты пока не мертв: ты голоден, у тебя мерзнут ноги. Просто встань и немного побегай!
Бедный человек, которому недоставало образования и прочих социальных преимуществ, влюбился в дочь миллионера. Она пригласила его к своим родителям. Человека смутили богатая мебель, прислуга и другие признаки благосостояния, но кое-как ему удавалось выглядеть непринужденно – пока не подошло время обеда. Сев за массивный стол, разомлев от вина, он громко пукнул.
Отец девушки поднял глаза и посмотрел на собаку, которая лежала у ног бедного человека.
— Ровер! – сказал он угрожающим тоном. Бедный человек вздохнул с облегчением, потому что во всем обвинили собаку, но через несколько минут пукнул снова. Хозяин дома снова посмотрел на собаку и сказал громче:
— Ровер!
Через несколько минут он пукнул в третий раз. Лицо богатого человека исказилось от ярости. Он закричал:
— Ровер, убирайся оттуда, пока он тебя всего не обгадил!
Время еще есть – выйди из заключения, в котором ты жил до сих пор! Лишь немного храбрости, лишь немного азарта игрока. И терять нечего, помни. Ты можешь потерять только свои цепи – ты можешь потерять свою скуку, ты можешь потерять внутреннее ощущение, что чего-то не хватает. Что еще тебе терять? Выйди из проторенной колеи и прими свое существо – вопреки Моисею, Иисусу, Будде, Махавире, Кришне, – прими себя. Ты ответствен не перед Буддой, Заратустрой, Кабиром или Нанаком; ты ответствен перед самим собой.
Будь ответственным – и когда я использую слово «ответст-веннность», пожалуйста, помни, не искажай его. Я говорю не о долге, не об обязанностях. Я просто использую слово в его буквальном смысле: отвечать реальности, быть ответственным.
Ты, должно быть, жил безответственной жизнью, выполняя все возможные обязанности, которые возложили на тебя другие. Что тебе терять? Тебе скучно – это хорошая ситуация. Ты упускал сок, что еще тебе нужно, чтобы выбраться из тюрьмы? Выпрыгни из нее, не оглядывайся!
Говорят: прежде чем прыгнуть, подумай дважды. Я говорю: сначала прыгни, потом думай сколько хочешь!
Я чувствую себя так, словно приземлилась на луне… Я думаю, если бы я знала, что такое страх, его бы не было. Чувство, что может случиться что угодно… что угодно!
Иногда есть великий страх, но он ни на что не направлен. У него нет причины, для него нет причины. Может быть, именно это создает страх. Когда есть причина, ты знаешь: вот причина; когда есть причина, ты можешь найти объяснения, рационализировать, ты можешь за что-то уцепиться. Но есть качество страха – оно приходит иногда, – для которого на самом деле нет причины.
Это то, что экзистенциалисты называют «энгст», тоска, экзистенциальный страх – не страх того или другого, но страх сущего существования. Поскольку бытие постоянно окружено небытием, бытие существует в небытии. Бытие, существо это почти что остров в океане небытия. Существо очень крошечно, а небытие безгранично.
Это просто эта сущая безграничность небытия, и среди этого небытия – маленькое бытие, существо. Нет другой причины для страха: этого чувства достаточно, чтобы выбить почву у человека из-под ног. Он начинает падать в бездну, и поскольку он не может определить и сказать: «Я боюсь того-то и того-то», возникает еще больше тоски, потому что невозможно ничего объяснить.
Люди идут к психоаналитикам на самом деле не для того, чтобы их вылечили, но чтобы установить причину своего страдания. И психоанализ очень помогает, не потому, что это лекарство, но потому, что он предлагает объяснения. А когда человек думает, что знает объяснения, он чувствует себя очень хорошо. Теперь все очень ясно. Теперь он может вербализировать, теперь он может интеллектуально рационализировать.
Это нечто такое, с чем иногда сталкивается каждый. И хорошо, что ты можешь через это пройти; не нужно этого избегать. Избегая, ты упустишь возможность. Если ты можешь через это пройти, поначалу это будет выглядеть как срыв, как большая опасность, как будто все прошлое исчезает, человек умирает. Но вскоре ты чувствуешь себя в безопасности, защищенной – в самой этой незащищенности. Ты расслабляешься в небытии, и весь страх исчезает. Поэтому то, что поначалу выглядит как срыв, может оказаться прорывом в конце.
Просто пройди через это и не пытайся искать причин. Потому что ум попытается. Ум скажет: «Вот причина, по которой я боюсь». У этого нет причины. Просто иди в это каждый вечер на пятьдесят, шестьдесят минут. Просто сиди молча в комнате, позволь всему небытию наполнить твое существо. Стань ничто. Прими страх и иди в него, и ты выйдешь из него свежей, очень живой, бесстрашной.
Чтобы быть бесстрашным, человек должен пройти через страх – такой страх; никакой другой, обычный страх не подойдет. М-м? Есть страх, что тебя бросит твой любовник. Это страх, но это обычный страх, потому что ты можешь найти много других; это небольшой страх. Есть страх, что у тебя не будет достаточно денег на жизнь, но человек всегда может что-то с этим сделать. Эти страхи очень тривиальны, не экзистенциальны. Люди живут в этих страхах, но именно поэтому они никогда не становятся бесстрашными. Этот страх человек должен прожить.
Поэтому не пытайся найти ему никакого объяснения; объяснения нет. Просто иди в него. Наблюдай и иди в него так глубоко, как только возможно. Иди вопреки всему страху. И что-то красивое получится из этого, из этого родится нечто подобное цветку розы. Твое существо станет более и более интегрированным. Если человек принимает вызов небытия, бытие, существо становится интегрированным. Тебе не о чем беспокоиться. Страх есть, и ты должна в него войти.