23 мая 1968 г.
Мы разговаривали об Оаксаке. Я рассказал дону Хуану, что однажды я прибыл в этот город в базарный день, день, когда толпы индейцев со всей округи стекаются в город, чтобы продавать пищу и разного рода мелочи.
Я упомянул, что особо заинтересовался человеком, продающим лекарственные растения. Он носил деревянный лоток, в котором был целый ряд баночек, маленьких, с сухими толчеными растениями; он стоял посреди улицы, держа одну баночку и выкрикивая очень забавную песенку:
«Состав против мух, комаров и клещей.
Составы для коз, коров, лошадей и свиней.
Лекарства от всех болезней людей.
Исцеляют кашель, прострел, ревматизм и угри.
Есть лекарства для печени, сердца, желудка, груди.
Подходите ближе, леди и джентельмены.
Состав против мух, блох, комаров и клещей.»
Я долгое время слушал его. Его реклама состояла из длинного перечня человеческих болезней, против которых, как он утверждал, у него есть целебные средства; для того, чтобы придать ритм своей песенке, он делал паузу после перечисления каждых четырех болезней.
Дон Хуан тоже продавал лекарственные растения в Оаксаке, когда был молодым. Он сказал, что еще помнит свою рекламную песенку, и прокричал ее мне. Он сказал, что со своим другом Висентом они обычно составляли дуэты.
Я рассказал дону Хуану, что во время одной из своих поездок по Мексике, я встретил его друга Висента. Дон Хуан, казалось, был удивлен и захотел узнать об этом побольше.
Я ехал через дуранго в тот раз и вспомнил, что дон Хуан рассказывал мне однажды, что когда-нибудь мне надо будет повидать его друга, который жил в этом городке. Я поискал его и нашел и некоторое время с ним разговаривал. Перед моим отъездом он дал мне сетку с несколькими растениями и серию наставлений относительно того, как посадить их.
По пути в город агуас кальентес я остановил машину. Я убедился, что вокруг никого нет. По крайней мере в течение 10 минут я следил за дорогой и окружностью. В виду не было ни одного дома и никакого скота, пасущегося вблизи дороги. Я остановился на вершине небольшого холма, отсюда я мог наблюдать всю дорогу впереди и позади меня. Она была пустынна в обоих направлениях настолько, насколько я мог ее видеть.
Я подождал несколько минут, чтобы сориентироваться и вспомнить инструкции дона Висента.
Я взял одно из растений, прошел на кактусовое поле на краю дороги и посадил его там, как сказал мне дон Висент. У меня была с собой бутылка минеральной воды, которой я намеревался полить растение. Я попытался открыть ее, отбив горлышко железкой, которой я копал яму, и осколок стекла задел мою верхнюю губу, заставив ее кровоточить.
Я пошел назад к машине за другой бутылкой минеральной воды. Когда я вынимал ее из багажника, около меня остановился автомобиль «фольксваген», и водитель спросил, не нужна ли мне помощь. Я сказал, что все в порядке, и он уехал. Я вернулся полить растение, а затем сразу пошел назад к своей машине.
Когда я был от нее метрах в 30, то внезапно услышал голоса. Я поспешил по склону на шоссе и увидел около машины троих мексиканцев — двух мужчин и одну женщину. Один из мужчин сидел на переднем бампере. Ему, пожалуй, было около 40 лет; он был среднего роста с черными вьющимися волосами. На спине он нес сверток; на нем были старые брюки и изношенная розоватая рубашка. Его ботинки были не завязаны и, пожалуй, слишком велики для него. Они казались хлябающими и неудобными. Он обливался потом. Другой мужчина стоял метрах в шести от машины. Он был более тонкокостный, чем первый, и ниже его. Его волосы были прямые и зачесаны назад. Он нес за спиной сверток поменьше и был старше, пожалуй, лет под пятьдесят. Он совсем не вспотел и казался отрешенным и незаинтересованным.
Женщине, казалось, тоже было за сорок. Она была толстая и темная. Одета она была в черную юбку, белый свитер и остроконечные туфли. У ней не было свертка, но был транзисторный приемник. Она казалась очень усталой и лицо ее было покрыто каплями пота.
Когда я подошел, то женщина и мужчина помоложе обратились ко мне. Они хотели, чтоб их подвезли. Я сказал им, что у меня в машине нет места. Я показал им, что заднее сиденье у меня полностью загружено, и места действительно совсем не оставалось. Мужчина предложил, что если я поеду медленно, то они могут примоститься на заднем бампере или ехать, лежа на переднем капоте. Я посчитал эту идею невыполнимой. Однако, в их просьбе была такая срочность, что я почувствовал себя очень неудобно. Я дал им денег на автобусные билеты.
Мужчина помоложе взял деньги, поблагодарив меня, но старший с неприязнью повернулся ко мне спиной.
— Я хочу, чтоб меня подвезли, — сказал он. — я не заинтересован в деньгах.
Затем он повернулся ко мне:
— Можете вы дать нам немного пищи и воды? — спросил он.
У меня действительно нечего было им дать. Они постояли немного, глядя на меня, а затем пошли прочь.
Я залез в машину и попытался завести мотор. Жара была очень сильной, и я, видимо, перекачал бензин. Мужчина помоложе остановился, услышав скрежет стартера, вернулся назад и встал позади машины, готовый подтолкнуть ее. Я чувствовал огромное неудобство. Я начал загнанно дышать. Наконец, мотор заработал, и я укатил.
После того, как я окончил свой рассказ, дон Хуан долго молчал.
— Почему ты не рассказал мне об этом раньше? — спросил он, не глядя на меня.
Я не знал, что сказать. Я пожал плечами и сказал ему, что никогда не считал, что тут есть что-либо важное. — это чертовски важно, — сказал он. — Висент — первоклассный маг. Он дал тебе что-то посадить, потому что у него были на это свои причины. И если ты встретил трех человек, которые, казалось, выскочили из ниоткуда, сразу после того, как ты посадил это, то этому также была своя причина. Но только такой дурак, как ты, не обратит на инцидент внимания и будет считать, что ничего важного не было.
Он захотел узнать точно, что именно имело место, когда я навестил Висента.
Я рассказал ему, что я ехал через город и проезжал базар. Мне пришла в голову мысль взглянуть на дона Висента. Я прошел на базар и подошел к ряду, где торговали лекарственными растениями. Там было три стола в ряд, но торговали там три толстые женщины. Я прошел до конца прохода и обнаружил еще одну стойку за углом. Там я увидел тощего тонкокостного седого мужчину. В этот момент он продавал женщине птичью клетку.
Я подождал, пока он не освободился и затем спросил, не знает ли он дона Висента Медрано. Он смотрел на меня, не отвечая.
— Что вы хотите от этого Висента Медрано? — спросил он наконец.
Я сказал, что я пришел навестить его от его друга и назвал ему имя дона Хуана. Старик секунду смотрел на меня, а затем он сказал, что он и есть Висент Медрано и что он к моим услугам. Он попросил меня сесть. Он, казалось, был доволен, очень расслаблен и искренне дружественен. Я сказал ему о моей дружбе с доном Хуаном. Я почувствовал, что между нами тут же возникли узы симпатии. Он сказал, что знает дона Хуана с тех пор, как им обоим было по 20 лет. У дона Висента были только слова похвалы о доне Хуане. К концу нашего разговора он сказал с дрожью в голосе:
— Дон Хуан — истинный человек знания. Сам я лишь немного занимался силами растений. Я всегда интересовался их лечебными свойствами. Я даже собирал ботанические книги, которые продал лишь недавно.
Минуту он молчал. Он пару раз потер свой подбородок. Казалось, он подыскивает нужное слово.
— Можно сказать, что я всего лишь человек лирического знания, — сказал он. — Я не как дон Хуан, мой индейский брат.
Дон Висент молчал еще минуту. Его глаза блестели и смотрели на землю слева от меня. Затем он повернулся ко мне и сказал почти шепотом:
— О, как высоко парит мой индейский собрат.
Дон Висент поднялся. Казалось, наш разговор закончен. Если бы кто-нибудь другой делал утверждения насчет индейского брата, то я принял бы это просто за дешевое клише. Однако, тон дона Висента был столь искренен, и глаза его были столь ясны, что он захватил меня картиной его индейского брата, парящего столь высоко. И я поверил, что он сказал именно то, что имел в виду.
— Лирическое знание, — воскликнул дон Хуан, когда я рассказал ему все. — Висент — брухо. Зачем ты пошел навещать его?
Я напомнил ему его слова, что мне надо навестить дона Висента.
— Это абсурд, — воскликнул он драматически, — я сказал тебе — когда-нибудь, когда ты будешь знать, как видеть, ты навестишь моего друга Висента. Вот, что я сказал. Очевидно, что ты не слушал.
Я возразил, что не вижу вреда в том, что навестил дона Висента, что я был очарован его манерами и его добротой. Дон Хуан потряс головой из стороны в сторону, и полуребяческим тоном выразил свое удивление тому, что он назвал моей «слепой удачей». Он сказал, что мой визит к дону Висенту сравним с вхождением в львиную клетку, вооруженному прутиком. Дон Хуан казался возбужденным и, однако же, я никак не видел тому причин. Дон Висент был прекрасный человек. Он казался таким хрупким. Его странно охотящиеся глаза, казалось, делали его почти эфемерным. Я спросил дона Хуана, каким образом такой прекрасный человек может быть опасным.
— Ты неизлечимый дурак, — сказал он и взглянул жестко на секунду. — Сам по себе он не станет причинять тебе никакого вреда. Но знание — это сила. И если человек встал на дорогу знания, то он больше не ответственен за то, что может случиться с теми, кто входит с ним в контакт. Ты должен был навестить его тогда, когда узнаешь достаточно, чтобы защитить себя; не от него, но от той силы, которую он сконцентрировал и которая, кстати, не принадлежит ни ему и никому другому. Услышав, что ты мой друг, Висент заключил, что ты можешь защитить себя и сделал тебе подарок. Вероятно, ты ему понравился, и он сделал тебе великий подарок, а ты не воспользовался им. Какая жалость.
24 мая 1968 г.
Я надоедал дону Хуану почти весь день, прося, чтобы он рассказал мне о подарке дона Висента. Я самыми различными способами показывал ему, что он должен учесть различия между нами; то, что само собой понятно для него, может быть совершенно невоспринимаемым для меня.
— Сколько растений он тебе дал? — спросил он меня наконец. Я сказал — четыре, но в действительности я не запомнил. Тогда дон Хуан захотел узнать точно, что произошло после того, как я покинул дона Висента и до того, как я остановился у дороги.
— Важно количество растений, а также порядок событий, — сказал он. — как я могу тебе сказать, что это был за подарок, если ты не помнишь того, что случилось.
Я безуспешно пытался визуализировать последовательность событий.
— Если бы ты помнил все, что случилось, — сказал он, — то я, по крайней мере, мог бы тебе сказать, как ты отбросил свой подарок.
Дон Хуан, казалось, был очень расстроен. Он нетерпеливо торопил меня вспомнить, но память моя была совершенно пуста.
— Как ты думаешь, что я сделал неправильно, дон Хуан? — сказал я просто для того, чтобы продолжить разговор.
— Все.
— Но я следовал инструкциям дона Висента буквально.
— Что ж из этого? Разве ты не понимаешь, что следовать его инструкциям было бессмысленно?
— Почему?
— Потому что эти инструкции были для того, что умеет видеть, а не для идиота, который вырвался из ситуации, не потеряв свою жизнь только благодаря везению. Ты приехал повидать Висента без подготовки. Ты ему понравился, и он сделал тебе подарок. И этот подарок легко мог стоить тебе жизни.
— Но зачем же он дал мне что-то столь серьезное? Если он маг, то он должен был бы знать, что я ничего не знаю.
— Нет, он не мог этого увидеть. Ты выглядишь так, как будто ты знаешь, но в действительности ты знаешь не много.
Я сказал, что искренне убежден, что нигде ничего не строил из себя, по крайней мере, сознательно.
— Я не это имею в виду, — сказал он. — если бы ты что-то из себя строил, то Висент увидел бы это. Когда я вижу тебя, то ты выглядишь для меня так, как если бы ты знал очень многое, и, однако, я сам знаю, что это не так.
— Что я казалось бы знаю, дон Хуан?
— Секреты силы, конечно; знание брухо. Поэтому, когда Висент увидел тебя, то он сделал тебе подарок, а ты действовал с этим подарком, как собака действует с пищей, когда брюхо ее полно. Собака ссыт на пищу, когда она не хочет больше есть, для того, чтобы другие собаки не съели ее. Так и ты поссал на подарок. Теперь мы никогда не узнаем, что имело место в действительности. Ты многое потерял. Какая жалость.
Некоторое время он был спокоен. Затем передернул плечами и улыбнулся.
— Нет пользы от жалости, — сказал он. — Подарки силы встречаются в жизни так редко; они уникальны и драгоценны. Возьми, например меня; никто никогда не давал мне таких подарков. И я знаю очень немного людей, которые когда-либо получали такой подарок. Бросаться чем-то столь уникальным — стыдно.
— Я вижу, что ты хочешь сказать, дон Хуан, — сказал я. — Есть ли что-либо, что я могу сделать, чтобы выручить подарок?
Он засмеялся и несколько раз повторял: «вернуть подарок».
— Это звучит здорово, — сказал он. — мне это нравится. Однако, нет ничего, что бы можно было сделать, чтобы вернуть твой подарок.
25 мая 1968г.
Сегодня дон Хуан потратил почти все время на то, чтобы показать мне, как собирать простые ловушки для маленьких животных. Почти все утро мы срезали и очищали ветки. У меня в голове вертелось множество вопросов. Я пытался говорить с ним, пока мы работали, но он пошутил, сказав, что из нас двоих только я могу одновременно двигать и руками, и ртом. Наконец, мы сели отдохнуть, и я взорвался вопросами:
— Что это такое значит видеть, дон Хуан?
Он стал говорить о виденьи, как о процессе, независимом от олли и от техники магии. Маг было лицо, которое могло командовать олли и, таким образом, манипулировать олли себе на пользу. Но тот факт, что маг командует олли, не означал, что он может видеть. Я напомнил ему, что он говорил раньше, что невозможно видеть, если не имеешь олли. Дон Хуан спокойно заметил, что он пришел к выводу, что возможно видеть и не командовать олли. Он чувствовал, что нет никакой причины, почему бы не так; потому что виденье не имеет ничего общего с манипуляционной техникой магии, которая служит лишь для того, чтобы воздействовать на окружающих людей.
— Как это так, что техника виденья не воздействует на окружающих людей, дон Хуан?
— Я уже говорил тебе, что виденье — это не магия. И однако же, их легко спутать, потому что человек, который видит, может научиться управлять олли и стать магом практически сразу, не затратив нисколько времени. С другой стороны, человек может научиться определенной технике для того, чтобы командовать олли и таким образом стать магом, и все же он может никогда не научиться видеть. К тому же виденье противоположно магии. Виденье дает понять неважность всего этого.
— Неважность чего, дон Хуан?
— Неважность всего.
Дон Хуан бросил весь этот разговор, сказав, что виденье, о котором он говорит, — это не простое смотрение на вещи и что мое непонимание произрастает из моей настойчивости говорить.
Несколько часов спустя дон Хуан опять вернулся к теме олли. Я чувствовал, что его каким-то образом раздражают мои вопросы, поэтому я больше не нажимал на него. Он тогда показывал мне, как делать ловушку для кроликов; мне надо было держать длинную палку и сгибать ее насколько можно сильнее, так, чтобы он мог привязать к концам палки шнур. Палка была довольно тонкой, но все же требовалась значительная сила, чтобы согнуть ее. Мои руки и голова дрожали от напряжения, и я почти выдохся к тому времени, как он привязал, наконец, шнур.
Мы уселись, и он начал говорить. Он сказал, что ему ясно, что я ничего не могу уразуметь до тех пор, пока не обговорю это, и поэтому он не возражает против моих вопросов и собирается рассказать мне об олли.
— Олли не в дымке, — сказал он. — дымок берет тебя туда, где находится олли, а когда ты станешь с олли одним целым, то тебе больше не понадобится курить. С этих пор ты сможешь призывать своего олли по желанию и заставлять его делать все, что пожелаешь. Олли не плохие и не хорошие, но используются магами для той цели, для какой они найдут их пригодными. Мне нравится дымок, как олли, потому что он не требует от меня многого. Он постоянен и честен.
— Каким ты видишь олли, дон Хуан? Те трое людей, которых я, например, видел, выглядели для меня обычными людьми; как бы они выглядели для тебя?
— Они выглядели бы обычными людьми.
— Но тогда как же ты можешь отличить их от обычных людей?
— Обычные люди выглядят светящимися яйцами, когда ты видишь их. Не люди всегда выглядят, как люди. Вот что я имел в виду, когда сказал, что ты не можешь увидеть олли. Олли принимают разную форму. Они выглядят, как собаки, койоты, птицы, даже как репейники или что угодно другое. Единственное различие в том, что когда ты видишь их, то они выглядят совершенно так, как то, форму чего они принимают. Все имеет свою собственную форму бытия, когда ты видишь. Точно также, как люди выглядят яйцами, другие вещи выглядят, как что-либо еще, но олли можно видеть только в той форме, которую они изображают. Эта форма достаточно хороша, чтобы обмануть глаза, наши глаза то есть. Собака никогда не обманется и точно также ворона.
— Но зачем они хотят нас обманывать?
— Я считаю нас шутами. Мы обманываем сами себя. Олли просто принимают внешнюю форму того, что есть вокруг, а затем мы принимаем их за то, чем они не являются. Не их вина, что мы приучили наши глаза только смотреть на вещи.
— Мне не ясна их функция, дон Хуан. Что делают олли в мире?
— Это все равно, что спросить меня, что мы, люди, делаем в мире. Я действительно не знаю. Мы здесь, и это все. И олли здесь также, как мы; и, может быть, были здесь и до нас.
— Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан: «до нас»?
— Мы, люди, не всегда были здесь.
— Ты имеешь в виду здесь в стране или здесь в мире?
Мы вошли в длительный спор. Дон Хуан сказал, что для него существует только один мир — то место, куда он ставит свои ноги. Я спросил его, откуда он знает, что мы не всегда были в мире.
— Очень просто, — сказал он. — мы, люди, очень мало знаем о мире. Койот знает намного больше нас. Койот едва ли когда-нибудь обманывается внешним видом мира.
— Как же мы тогда ухитряемся их ловить и убивать? — спросил я. — Если они не обманываются внешним видом, то как же они так легко умирают?
Дон Хуан смотрел на меня до тех пор, пока я не почувствовал замешательства.
— Мы можем поймать или отравить, или застрелить койота, — Сказал он, — он для нас легкая жертва, потому что он не знаком с манипуляциями человека. Однако, если койот выживет, то можешь быть уверен, что мы его не поймаем во второй раз. Хороший охотник знает это и никогда не ставит свои ловушки дважды на одно и то же место. Потому что, если койот умер в ловушке, то каждый койот может видеть его смерть, которая остается там и далее, и, таким образом, они будут избегать ловушки или даже всего того места, где она была поставлена. Мы, с другой стороны, никогда не видим смерти, которая остается на том месте, где умер один из окружающих нас людей; мы можем догадываться о ней, но мы никогда ее не видим.
— Может ли койот видеть олли?
— Конечно.
— Как выглядит олли для койота?
— Мне нужно было бы быть койотом, чтобы знать это. Я могу сказать тебе, однако, что вороне это видится подобно остроконечной шапке. Круглая и широкая внизу, оканчивающаяся острым концом. Некоторые из них светятся, но большинство тусклые и кажутся мрачными. Они походят на мокрый кусок ткани. Они являются предвещающими призраками.
— Как они выглядят, когда вы видите их, дон Хуан?
— Я сказал тебе уже; они выглядят, как будто притворяются. Они принимают любой размер или форму, которые подходят им. Они могут принять форму камня или горы.
— Разговаривают ли они, слышат ли, или производят ли они какой-нибудь шум?
— В обществе людей они ведут себя, как люди. В обществе животных они ведут себя подобно животным. Животные обычно боятся их; однако, если они привыкают к виду олли, они оставляют их одних. Мы сами делаем нечто подобное. Мы имеем множество олли среди нас, но мы не беспокоим их. Так как наши глаза могут только видеть вещи, мы не замечаем их.
— Это значит, что некоторые из людей, которых я вижу на улице, на самом деле не являются людьми? — спросил я, поистине сбитый с толку его утверждением.
— Да, некоторые не являются, — сказал он выразительно.
Его утверждение показалось мне несообразным, и я все еще не мог принять всерьез слова дона Хуана, полагая, что они рассчитаны на эффект. Я сказал ему, что это звучит, как научно-фантастический рассказ о существах с других планет. Он ответил мне, что он не беспокоится о том, как это звучит, но некоторые люди на улице не являются людьми.
— Почему ты должен думать, что каждое лицо в движущейся толпе является человеческим существом? — спросил он с самым серьезным видом.
Я в самом деле не мог объяснить почему, за исключением того, что привык верить в это, как в акт непреложной веры с моей стороны.
Он продолжал дальше, что часто он охотно наблюдал в оживленных местах скопления людей, и мог видеть иногда толпу людей, которые выглядели наподобие яиц, и среди массы яйцеподобных существ он мог заметить только одного, который выглядел, как человек.
— Очень приятно заниматься этим, — сказал он, смеясь, — или, по крайней мере, приятно для меня. Я люблю сидеть в парках и на автостанциях и наблюдать. Иногда я могу сразу же заметить олли, в другое время я вижу только настоящих людей. Однажды я увидел двух олли, сидящих в автобусе бок о бок. Только один раз в жизни я видел двух олли вместе.
— Это имело для тебя особое значение, увидеть двух?
— Конечно. Все, что они делают, имеет значение. Из их действий брухо может иногда извлечь свою силу. Даже если брухо не имеет своего собственного олли, коль скоро он знает, как видеть, он может получить силу, наблюдая действия олли. Мой бенефактор научил меня этому, и за несколько лет до того, как я стал иметь своего собственного олли, я отыскивал олли в толпах людей и каждый раз видел одного, который учил меня чему-нибудь. Ты нашел трех вместе. Какой великолепный урок ты прозевал.
Больше он ничего не говорил, пока мы не кончили собирать кроличьи ловушки. Потом он повернулся ко мне и сказал вдруг, как будто бы он только что вспомнил, что другая важная вещь, относящаяся к олли, это то, что если он видел двух олли, это всегда были два одного и того же вида. Два олли, которых видел он, были мужчинами, сказал он; и из того, что я видел двух мужчин и одну женщину, он заключил, что мой опыт был особенно необычным.
Я спросил его, могут ли олли принимать вид детей; могут ли дети быть одного или разных полов; могут ли олли изображать людей различных рас; могут ли они иметь вид семьи, состоящей из мужчины, женщины и ребенка; и, наконец, я спросил его, может ли олли иметь вид человека, управляющего автомобилем или автобусом.
Дон Хуан ничего не отвечал на это. Он улыбался, пока я говорил все это. Когда он услышал мой последний вопрос, то он расхохотался и сказал, что я неосторожен со своими вопросами, что более уместным было бы спросить, видел ли он когда-нибудь олли, управляющего автомобилем.
— Ты не забыл про мотоциклы, да? — спросил он с предательским блеском в глазах. Я нашел его насмешки над моими вопросами забавными и не обидными и засмеялся вместе с ним.
Затем он объяснил, что олли не могут принимать руководство действиями или воздействовать на что-либо прямо; однако они могут воздействовать на человека косвенно. Дон Хуан сказал, что приходить в контакт с олли опасно, так как олли могут вывести наружу самое худшее, что есть в человеке. Ученичество здесь бывает долгим и трудным, сказал он, потому что необходимо свести к минимуму все, что не является необходимым в жизни для того, чтобы выдержать нагрузку такой встречи. Дон Хуан сказал, что его бенефактор, когда он впервые пришел в контакт с олли, был вынужден обжечься и получил такие шрамы, как будто горный лев нападал на него. Что касается его самого, сказал дон Хуан, так олли толкнул его в кучу горящих углей, и он немного обжег колено и лопатку, но шрамы исчезли со временем, когда он стал с олли одним целым.