Вошедшего Кейна встретили две улыбающиеся девушки в одинаковой кожаной одежде. Они открыли вторую дверь и пригласили его войти.
Когда он поднял занавес, хозяйка встала с кушетки, чтобы поприветствовать его; она загадочно улыбалась, обнажая маленькие белые зубы.
— Я Найхорисс. — Ее голос был отчетлив, холоден и далек, как во сне. — Приветствую тебя в крепости Альтбур.
Томно протянув навстречу гостю длинную белую руку, она показала на кушетку у низкого стола напротив себя.
— Пожалуйста, садись и расскажи мне о себе. У меня теперь так редко бывают гости. — Она подала знак служанкам и вернулась к своей кушетке, грациозная, словно тень.
Кейн уселся на указанное место, наблюдая, как служанка наполняет его бокал вином столь же красным, как и рубины на сосуде.
— Меня зовут Кейн, — начал он. При сложившихся обстоятельствах утаивать что-либо было бессмысленно, к тому же он, простой наемник, был польщен тем, что его принимают в такой роскоши.
Найхорисс улыбнулась. Она поднесла к губам бокал вина, в котором отражались ее темные глаза. Распущенные длинные черные волосы подчеркивали бледность утонченного, правильно очерченного лица. Образец сверхъестественной красоты, холодной и отчужденной, как искусно вырезанный из слоновой кости и драгоценного агата шедевр.
— Кейн, — произнесла она одними губами. — Жестокое имя, как мне кажется. Необычное. — В ее глазах сверкали насмешливые искорки. Кейн был уверен, что она и раньше знала, кто он.
Кейна сложно было перепутать с кем-нибудь другим. Рыжие волосы и могучее телосложение отличали его от крозантинцев, которые в основном имели темные волосы и стройные фигуры. Благодаря своим грубым чертам и сильным рукам Кейн не слишком отличался от наемников, ушедших из холодных земель далеко на юг. Чужака в нем выдавали глаза. Человек, взглянувший в глаза Кейна, никогда не забывал их. Холодные голубые глаза, в которых таился безумный огонь, адское пламя разрушения и кровопролития. Взгляд смерти. Глаза прирожденного убийцы. Метка Кейна.
Обладатель столь страшных глаз между тем продолжал:
— Поскольку даже здесь, в крепости Альтбур, наверняка известны подробности ссоры Джассартиона со своим ныне покойным братом Таливионом, я не буду утомлять вас рассказом об этом. Как вы понимаете, мне нужно было бежать от гнева Джассартиона как можно быстрее. Однако же я немного задержался. Наверное, я без должного внимания отнесся к выбору убежища. Но солдаты Джассартиона не узнали меня, посчитали мертвым, и я в отчаянии напролом шел по лесу, пока вы случайно не нашли меня. — Тут Кейн принялся благодарить хозяйку за гостеприимство.
Смех Найхорисс был симфонией серебряных флейт и колокольчиков, легкий и задорный, но в нем крылась угроза.
— Итак, Кейн действительно талантливый придворный, каким описывают его дамы! Отвечу на твои комплименты: как необычно встретить изысканные манеры под маской грубой силы! Но ты, Кейн, остаешься для меня загадкой! Какая живучесть! Через несколько дней ты полностью оправишься от ран, от которых должен был умереть или на много месяцев оказаться прикованным к постели. Я рада, что ты тогда переночевал в моей деревне!
— Боюсь, что сейчас я ничего не помню, — произнес Кейн. — Ваш замечательный управляющий сказал, что там были бандиты…
Найхорисс прервала его, беспечно отмахнувшись:
— Бандиты? Вряд ли. Несколько жалких воришек, готовых перегрызть друг другу горло за твои сапоги. Они разбежались как крысы, когда появились мои охотники. Прошу тебя! Все эти формальные выражения благодарности так утомительны! А жизнь в крепости Альтбур и без того скучна. Теперь ты должен рассказать мне обо всех удивительных событиях, происходящих во внешнем мире, иначе я буду зевать всю ночь. Расскажи мне о тех экзотических краях, через которые ты прошел в своих странствиях. Разгони мою тоску, и ты останешься здесь до тех пор, пока Джассартион ищет тебя!
Такое положение вещей устраивало Кейна. Роль собеседника за ужином он выучил досконально, а вечер забавных историй не даст хозяйке узнать больше о своем госте, чего Кейн вначале опасался. Служанки Найхорисс под тихий звон своих медных колец то и дело убирали со стола опустевшие блюда, а Кейн все развлекал загадочную хозяйку крепости Альтбур занимательными историями о старинных битвах и придворных интригах в почти забытых землях.
Вино было старого урожая; Кейн наслаждался его необыкновенным тонким вкусом и одобрительно кивал, когда внимательная служанка вновь и вновь наполняла его бокал. Его разум был настолько опьянен, что Кейн подумал, не содержится ли в вине какой-нибудь легкий наркотик. Однако хозяйке наливали вино из тех же кувшинов, но ела и пила она не слишком много.
Когда служанки убрали последнее блюдо, и на столе осталось только вино, Найхорисс поднялась на ноги и поманила Кейна к открытому балкону. Кейн последовал за ней по освещенным луной плиткам пола, его движения были тяжелы от вина и волшебной красоты хозяйки. Мгновение они стояли, облокотившись на парапет, глядя на долину, где в холодном лунном свете серебряным и черным вырисовывалась разрушенная деревня. Легкий ветерок шевелил ее черные волосы своим дыханием, таким холодным для летней ночи.
Свет падал на полупрозрачное дымчатое платье так, что ее белая кожа почти сияла. От нахлынувших эмоций у Кейна застрял комок в горле, а чувства пришли в полный беспорядок. Красота Найхорисс приводила его в неведомое раньше восхищение.
— Вам не холодно? — неуверенно начал он, сам смущаясь своей неловкости.
Найхорисс повернулась к нему, стоя так близко, что Кейн мог дотянуться до нее рукой.
— Холодно? Да. Да, мне холодно. Но не от ночной прохлады. Это далекий, глубокий холод, и согреться можно лишь…
Свет луны упал на ее острые белые зубы, а ее манящая улыбка странно сочеталась с алчущим взглядом.
— Думаю, что ты сможешь прогнать тот холод, что мучает меня.
Кейн подался вперед, чтобы заключить Найхорисс в объятия, но его движения были слишком неуклюжи, и она с загадочным смехом ускользнула от него. Кейн в недоумении смотрел на нее с детским восторгом, как молодой деревенский парень, попавший в руки искушенной куртизанки. Его пальцы, прикоснувшиеся к ее коже, были как будто скованы льдом.
— Наберись терпения, мой отважный воин! — засмеялась она. — Не так быстро! Сколько ночей ты был один! Ты набросишься на меня, словно голодный медведь?
Крайне раздосадованный, Кейн попытался взять себя в руки. Каким волшебством обладает эта женщина, если из-за нее он двигается с грацией запряженного в плуг буйвола? Но желание обладать таинственной хозяйкой замка свело на нет все попытки восстановить утонченность своих обычно безупречных манер.
Найхорисс взяла в руки инструмент, похожий на лиру, прижала его к груди и, словно издеваясь, встала в нескольких шагах от Кейна.
— Не так быстро! — шепотом произнесла она. — Пусть кровь твоя кипит и играет. Выпей. Я спою для тебя, Кейн… Потерпи еще несколько минут.
Кейн поднес бокал к губам, и, хотя он не осмеливался произнести ни слова, в глазах горело желание, охватившее всю его душу.
Ее пальцы почти печально, небрежно скользнули по струнам лиры, но Кейн почувствовал, что эта небрежность напускная. Она напомнила ему напускное безразличие кошки, играющей со своей добычей.
Полилась причудливая мелодия, и Найхорисс стала тихо напевать, освещенная лунным светом. Из луны, холода, одиночества и ночи плела она узор своей песни.
Приди ко мне, любовь моя, не оставь меня в ночи,
Явись предо мной в холоде луны и ясном свете,
Положи свою душу на мой холодный алтарь.
Коснись моей руки, любовь моя, ощути мою ледяную плоть,
Положи голову на мою грудь, на подушку из мягкого снега.
Ласкай мой губы, любовь моя, почувствуй мое ледяное дыхание,
Взгляни в глубину моих глаз — в них ночная прохлада.
Позволь, я заключу тебя в ледяные объятия,
Пойдем со мной в мой мир, где нет боли,
Я подарю тебе поцелуй, и ты узнаешь,
Что благо любви — Это смерть, это смерть.
Найхорисс плавным движением отложила лиру и потянулась к нему. Кейн смотрел на нее с нескрываемым восторгом.
— Ну вот. Ты молчишь, Кейн? Надеюсь, моя песня не убаюкала тебя?
Она скользнула от него, уходя по лунной дорожке в спальню, где царил полумрак.
Кейн последовал за ней в комнату, напряженный до предела и охваченный безумным вожделением.
— Найхорисс, — хрипло прошептал он.
Но она коснулась пальцем его губ, и он вновь замолчал. Она смотрела на него, стоя у кровати, и в ее темных глазах светился голод, жажда Кейна. Затем ее тонкие пальцы коснулись застежек платья, и оно упало на пол, как утренний туман. Полоса лунного света наполняла каждый изгиб ее совершенного тела новой волшебной красотой.
— Ты желаешь меня, Кейн? — спросила она. Теперь в ее голосе не было насмешки.
— Ты же знаешь! — произнес он.
— И ты отдашься мне телом и душой навеки? — Может быть, в ее глазах еще играли насмешливые искорки?
Теперь Кейн начал понимать, в какую ловушку попал, но не мог взять свои слова обратно.
— Я отдаю тебе себя.
Хищная улыбка озарила ее лицо, и она распростерла перед ним объятия.
— Иди же ко мне! — радостно закричала она.
Кейн крепко обнял ее, гибкое тело Найхорисс подчинилось его силе. Они слились в поцелуе, нечеловеческий холод ее губ гасил пожар, охвативший Кейна. Он неожиданно почувствовал ее острые клыки.
С удивительной силой ее руки разрывали его рубашку. Кейн ошеломленно смотрел, как Найхорисс, оторвавшись от него, откинулась на меха постели. Кейн судорожно срывал с себя остатки одежды, даже в лихорадке желания заметив длинные царапины, оставленные ногтями Найхорисс на его груди. Ее клыки сверкали в лунном свете, но в тот момент Кейна ничто не заботило.
Холодными руками она притянула его к себе, и они слились в объятиях черного экстаза. Кейн дрожал, на него одна за другой накатывались волны невыносимого наслаждения, его чувства кружились в невозможной смеси огня и льда, отвращения и удовольствия. Он даже не протестовал, когда Найхорисс оказалась на нем и стала покрывать поцелуями тело Кейна, спускаясь все ниже.
Когда ее клыки вонзились в горло Кейна, ему показалось, что он весь горит. Невыразимый стон боли и экстаза сорвался с его губ, и он беспомощно провалился в темноту.
V. В МИРАЖЕ
Время потеряло для него значение. Словно вся жизнь превратилась в одну бесконечную ночь. Кейн больше не видел солнца — то ли потому, что днем он находился без сознания, то ли потому, что время для них просто остановилось.
Реальность состояла только из проведенных вместе ночей, но Кейн не мог даже вспомнить, сколько раз они лежали в объятиях друг друга. Когда он просыпался, вокруг был мрак. Иногда Кейн чувствовал в себе силы обойти покои Найхорисс, а иногда был настолько слаб, что мог лишь добраться до стола, где для него был накрыт небольшой ужин, состоящий из вина и мяса. Он больше не видел слуг замка, впрочем, Кейн и не отваживался покинуть покои хозяйки. Ему даже не хватало силы и любопытства проверить, заперта ли дверь; мысль о побеге просто не приходила ему в голову.
Посмотрев на себя в зеркало, Кейн заметил, как осунулся, но его это не обеспокоило. Без всякого интереса он рассматривал две ранки, образовавшие зловещие красные припухлости на его шее.
Единственным его чувством стало ожидание — предчувствие раскрытия загадочных тайн и неведомых наслаждений, которые веками были запретны для него. Как будто после долгих и безнадежных мечтаний все его желания наконец сбылись — он может теперь отправиться в столь желанное путешествие. Кейн ожидал смерти, будучи слишком слаб духом и телом, чтобы ощущать беспокойство.
Она всегда приходила к нему. Иногда через дверь, иногда казалось, что она просто возникает из воздуха.
В притворной заботе Найхорисс говорила о его слабости, уговаривала Кейна поесть, выводила его из апатии. Кейн всегда стремился угодить хозяйке крепости Альтбур, черпая откуда-то покидающую его силу. Они разговаривали, Найхорисс иногда пела. Но каждый раз все заканчивалось одинаково. Они занимались любовью. А когда Кейн в измождении лежал на грани забытья, он чувствовал слабое прикосновение губ к своей шее и боль — и боль вновь погружала его во мрак.
Иногда Найхорисс говорила с Кейном о себе, об их будущем. Она чувствовала свою власть над ним, была уверена, что Кейн никогда не уйдет.
Она рассказала ему о том, как два столетия назад в ходе гражданских войн пала крепость Альтбур, как победители убили всех жителей деревни и замка. На этой самой постели она стала жертвой похоти победителей, а потом кто-то из них задушил ее. Но насилие и ненависть — слишком могущественные силы, чтобы исчезнуть без следа. Хозяйка павшей крепости черпала силу из проклятий и безумной жажды мщения тысяч убитых. Она стала средоточием ненависти, пережившей смерть.
Ночами Найхорисс обходила свои разграбленные владения, а потом заря освещала бескровные тела, ставшие жертвой ее дьявольской мести. Постепенно все люди в страхе покинули этот край, оставив Найхорисс среди развалин, в которых обитали вампиры.
Прошло много лет. Выросли и умерли внуки тех, кому она мстила; война стала всего лишь историей, о которой стыдливо умалчивали даже ученые. Камни крепости Альтбур покрылись мхом, вампиры перебрались поближе к людям. Но Найхорисс осталась жить в развалинах своих владений, охотясь лишь на лесных зверей или редких путников, неосторожно зашедших сюда. Ей было очень одиноко. Только бессмертный может понять одиночество смерти без покоя, дарованного могилой.
Когда Найхорисс прогнала обнаруживших Кейна вампиров, она уже знала, что будет делать. Она принесла его в замок и вернула крепость Альтбур из тлена веков к ее прежней славе. Она заботливо ухаживала за своим сокровищем, пока Кейн вновь не обрел свою силу. Она терпеливо накладывала на него свои чары. И когда Найхорисс посчитала Кейна полностью восстановившимся, она заключила его в свои объятия, чтобы питаться его огромной жизненной силой.
Но Кейну не была уготована смерть, это Найхорисс обещала. Его ждала участь быть ее вечным мужем — стать спутником Найхорисс в темном царстве бессмертных. Поэтому она медленно вытягивала из него жизнь, тщательно подготавливая Кейна к тому, что он, как и Найхорисс, станет ночным созданием. И тогда они вдвоем станут правителями населенной вампирами пустыни, вместе они разделят мрак и несравненные удовольствия бессмертия!