Пора это прекратить, понял Кейн.
— Ладно, старикан! У тебя была возможность обелить себя! Все, что ты сделал, — это оскорбил хороших людей и похвалялся своими сомнительными способностями! Что до этих мрачных легенд и прочей белиберды, не думаю, что ты можешь хоть одну из них рассказать. Извини, седобородый, но старый прием «разделяй и властвуй» родился намного раньше тебя — и эти люди слишком умны, чтобы купиться на такую тухлую ботву! Не так ли, Тали? Ты уже наслушался этой чепухи?
— Более чем! — подтвердил тот. — Давайте, парни! Запрем эту гадюку в ее норе и будем смотреть в оба! Пусть Хендерину втирает эту чушь!
Продолжая ругаться, но пытаясь сохранять достоинство, Листрик позволил увести себя в то крыло замка, где он обитал вместе со своим подопечным.
Напряжение в зале спало. С врагом среди них поступили к видимому удовлетворению большинства. Был день, и можно было заняться планами на ночь. Надо будет выставить стражу. Запереть двери. Держать оружие под рукой. Большая часть людей разошлась по своим делам.
— Спасибо тебе за то, что ты сделал, — сказал Кейну барон Тройлин, подавляя смущение. — На миг я подумал, что ты присоединишься к ним.
— Надеюсь, ты не сочтешь меня настолько неблагодарным, просто этими ребятами надо управлять.
— Кажется, ты кое-что смыслишь в этом, — ответил хозяин. — Похоже, у тебя гораздо больше талантов, чем положено обычному наемнику.
— Вообще-то, я никогда не говорил, что я обычный наемник, — сказал Кейн с напускной беззаботностью.
Тройлин осмотрительно оставил этот вопрос. Тем не менее он поймал себя на том, что размышляет над обвинениями астролога. Имя Кейна не было незнакомым ему, и он напряг память. Конечно, политические дела других городов, кроме Каррасаля, были для него не более чем малопонятными слухами. Он, в конце концов, человек простой, его главная забота — как бы время провести поприятнее.
Но теперь, когда барон думал обо всем услышанном, сомнения одолевали его: разве с этими темными делишками в Шапели не был связан полководец по имени Кейн? А имя Кейн не самое распространенное. Конечно, он на самом деле ничего не знал о своем загадочном госте. Тем более стоило задуматься.
VIII. ОДИН ЗА ДРУГИМ
Время шло к полуночи. Большинство обитателей замка разошлись по своим комнатам, чтобы попытаться выспаться, если нервы позволят. Но спали не все. Несколько человек стояли на страже у покоев Листрика-астролога, которые располагались в северо-западном крыле замка — в башне, находившейся в стороне от часто используемых помещений. Это было удобно для обоих обитателей: Листрик мог спокойно заниматься своими изысканиями и наблюдать за звездами с крыши башни, а Хендерин мог реветь и завывать в свое удовольствие, не тревожа остальных. Открытая площадка на верхнем ярусе башни использовалась Листриком. Прямо под этой площадкой располагалась комната, в которой Хендерин сидел под замком; ее единственное окно было зарешечено и выходило в замковый двор, находившийся в семидесяти пяти футах внизу, а дверь, которая открывалась на лестницу, была прочной и крепко запертой. Под этой комнатой была еще одна, предоставленная Листрику для его изысканий и наполненная кучей чародейских причиндалов. Еще ниже, у основания башни, где она соединялась с замком, находилась комната, в которой Листрик спал. У этой комнаты было два выхода; один, запертый, — на лестницу, второй — в коридор, ведущий в замок. Эта вторая дверь была теперь закрыта на засов снаружи, и около нее стояли пятеро вооруженных мужчин, внимательно присматривавших за спящим астрологом. Никто не мог войти или выйти из башни кроме как через эту дверь.
В главном зале еще бодрствовали несколько человек. Весело горел огонь, и те, кому не спалось, искали его тепла. Было договорено, что для пущей осторожности несколько человек не будут спать ночью, а коридоры будут патрулировать солдаты по двое. Конечно, было бы лучше увеличить патрули, но силы замка резко сократились после вчерашнего нападения.
Кейн сидел у огня, пил слишком много эля и угрюмо слушал менестреля. Альбинос устроился в тени потолочных балок, как обычно извлекая из своей лютни диковинные мотивы и время от времени подпевая этим редким произведениям ушедшего гения. Он необыкновенный человек, размышлял Кейн, его исполнение и репертуар являли поразительную восприимчивость и мастерство. Он задумался, что заставило Эвинголиса связаться с таким неотесанным мужланом, как Тройлин, — возможно, что-то в прошлом менестреля препятствовало тому, чтобы его оценили более богатые покровители искусств из южных стран.
Аромат нежных духов и сверкание бледно-золотых волос в теплом свете огня: рядом с ним у очага села Бринанин. Кейн вспомнил, как впервые увидел ее лицо. Лишь несколько дней назад он был близок к тому, чтобы замерзнуть до смерти в снежную бурю. Время не имело значения для Кейна. Дюжина лет или столько же минут — стоило им оказаться в прошлом, и они вспоминались Кейну одинаково. Столетие назад или сегодня утром мчался он по северным пустошам и как долго? Какая разница, раз это прошлое, и оно уже позади. Его жизнь была только мгновением «сейчас», балансирующим между миновавшими веками и неведомым, неизмеримым будущим. На секунду он почувствовал головокружение, когда его разум завис над этой пропастью времени.
— Я не могла уснуть со всеми этими мыслями, поэтому пришла к огню. Здесь уютнее, — сказала ему Бринанин, чувствуя необходимость как-то объяснить свое присутствие рядом с ним.
Кейн пошевелился.
— Эта ночь полна призраков. В воздухе висит напряжение, словно перед битвой. Смерть рыщет поблизости, и человеку не уснуть, потому что он знает: через несколько часов может погрузиться в вечный сон. Хочешь немного эля, чтобы разогнать мрачные мысли?
Она кивнула, и Кейн поднялся налить ей кружку.
Она приняла ее с легкой улыбкой, пытаясь разобраться в своих чувствах к нему. Он был таким необычным — огромный и жестокий, совершенное орудие убийства, она это чувствовала. Но он был обходителен в речах и поведении — и намного более образован, чем любой другой человек, которого она знала, совсем не такой, как ученые ископаемые и жеманные хлыщи, которые встречались при дворе. В этом могучем чужестранце таилось много противоречий, она не могла угадать ни его национальность, ни его возраст. Он казался таким отстраненным и одиноким. Он вызывал у нее такую же необъяснимую дрожь, как некоторые диковинные песни Эвинголиса.
— Ты никогда не называешь своего собеседника по имени, — заметила она.
Кейн одарил ее одним из своих загадочных пронзительных взглядов.
— Да, — согласился он. — Думаю, что так.
— Бринанин, — мягко напомнила она.
— Бринанин.
В тишине они сидели у огня и слушали песню менестреля.
Я ясно увидел ее в холодном тихом зимнем свете,
Ее теплоту в сиянии этой волшебной хрустальной ночи.
И любовь, которую я почувствовал, осталась невысказанной,
Ее вечная теплота, один застывший миг,
Навсегда заключенный в огромный янтарь.
Но на то, что я почувствовал, ответить я не мог:
Этот миг растаял в кристальной буре.
Напрасно я зову, глядя сквозь прошедшее,
Былые чувства — застывший узор времени.
А миг прошел, теперь утрачен он в этой карусели —
Расколотые крылья отражений былого —
Воспоминания о зиме моей души.
Голос менестреля смолк; последний аккорд отзвучал. Он тихо оставил зал двоим сидевшим у огня. В дальнем углу комнаты несколько сонных слуг играли в кости.
— Откуда он взялся? — прервал молчание Кейн. Бринанин пошевелилась в кресле. Песня менестреля убаюкала ее.
— Он пришел к нам прошлым летом. Явился откуда-то с юга, как мне кажется. Он никогда ничего не рассказывает о своем прошлом. Пожил при дворе в Каррасале, потом искал покровительства моего отца. Мы были рады этому: другие предлагали ему больше денег, чем мы могли бы. Он иногда говорит о кое-каких далеких местах, в которых побывал, и большинство его песен никто не может понять. Я думаю, он просто бродит по свету в свое удовольствие.
Должно быть, это здорово — отправиться туда, где ты никогда не был. Мы в Каррасале мало путешествуем. Отец всегда говорит, что нельзя управлять поместьем издалека, к тому же путешествия бывают опасны. Хотя однажды мы отправились в Энсельджос, чтобы посмотреть на коронацию Уинстона.
Они немного поговорили о разных вещах — их разговоры сменялись долгим молчанием. Через какое-то время Кейн взглянул на нее и увидел, что она спит. Ему не хотелось тревожить ее, но в то же время он знал, что нельзя оставить девушку одну в огромном зале, когда смерть бродит рядом. Поэтому он взял ее на руки и понес вверх по широкой лестнице в ее комнату, дверь в которую вела с балкончика, расположенного недалеко от очага.
Она пошевелилась во сне, но не пробудилась. На ее тонких губах появилась полуулыбка. Она была нежной и теплой в своем меховом одеянии. Неся ее, Кейн почувствовал, как в нем просыпаются чувства, которых он не испытывал много лет. Может быть, это любовь, но он не мог припомнить, какой она была.
Вернувшись в зал, он снова уселся у огня. Но чары рассеялись. Сейчас он был странно обеспокоен, ему надоело размышлять о прошлом в свете камина. Выпив еще кружку эля, Кейн поднялся, пристегнул меч и сказал нескольким оставшимся слугам, что собирается пройтись и посмотреть, как дела в замке.
Коридоры были длинными и темными, их тишина лишь отчасти нарушалась мягкой поступью Кейна. Он медленно шел по холодным камням, держа ладонь на рукояти меча и внимательно вглядываясь в каждую тень. В полутемном коридоре страх разливался, как вода, и в каждой тени таилась смерть. Души погибших жуткой смертью танцевали перед ним, хихикая и болтая, насмешливо показывая пальцами на одинокого человека, который надеялся предотвратить ужасную судьбу остальных. Свет факелов не мог разогнать ни холод, ни мрак.
Слабые порывы ветра неведомо откуда, влажное дыхание призраков играли с волосами на затылке Кейна. Внезапный топот раздавался по временам, заставляя оборачиваться и всматриваться в коридор, который он только что миновал, — затем еще раз оборачиваться, когда призрачные звуки снова дразнили его. Ничего не было видно. Даже когда Кейн останавливался надолго и прислушивался или возвращался назад по тем же камням. Даже его глаза ничего не видели. Он осознал, что его ощущения играют с ним злые шутки, и постарался взять себя в руки, поскольку знал, что должен сохранять бдительность и здравый смысл в эту заколдованную ночь. Ведь может оказаться, что в одной из теней скрывается вовсе не призрачная угроза.
Внезапно он остановился, оглядываясь с особым вниманием. Потом наклонился и коснулся пальцем пятна, уже зная, что это свежая кровь. Он напряг глаза в неверном свете факелов. Обычный человеческий взгляд, скорее всего, не заметил бы этого, но Кейн разглядел на камнях едва видимый кровавый след. Держа меч наготове, он направился по следу, тщательно вслушиваясь и вглядываясь, чтобы не угодить в засаду.
След привел его к двери неиспользуемой спальни. Кейн припомнил, что они проверяли эту комнату во время утренних поисков. Они ничего не нашли и заперли дверь на замок. Сейчас дверь была закрыта, но не заперта. Косяк был испачкан кровью.
Кейн минуту подумал. Он мог привести людей, но если это существо внутри, оно может убежать и затем смешаться с теми, кого Кейн приведет. Он может позвать на помощь, но им все равно потребуется время, чтобы прийти сюда, а оборотень узнает, что он здесь. Внезапное нападение казалось наиболее предпочтительным. Кейн был уверен в смертоносности своей могучей правой руки.
Он толчком распахнул дверь и влетел в комнату, описывая мечом сверкающую убийственную дугу.
Быстро обернувшись, Кейн не увидел никого, отскочил спиной к стене и тщательно осмотрел комнату. Среди покрытой легким слоем пыли обстановки оборотня не было видно. Но он должен быть здесь. Во всяком случае маловероятно, что эти четыре трупа сами сюда пришли.
Здесь были изуродованные тела четырех стражников, которые патрулировали коридоры. Их убили недавно: они были еще теплыми, как обнаружил Кейн. У троих были сломаны шеи, у четвертого — перегрызено горло. Оборотень вволю напился крови, но ее осталось достаточно, чтобы наследить. Это существо очень хитрое, понял Кейн. Оно бесшумно убило стражников — вероятно, прыгнуло на них сзади, после того как они миновали дверь. Оно попыталось убить их бескровно, чтобы не обнаружить себя. Очевидно, одного пришлось загрызть, и оборотень не смог остановить предательское кровотечение полностью.
Теперь возник вопрос: что делать? Какое отношение присутствие оборотня имеет к Хендерину и Листрику? Кейн решил, что это надо проверить. В любом случае, он был недалеко от башни, и там есть стражники, которые могут помочь. Он проверит положение в том крыле и, если все чисто, позовет их на помощь, чтобы выследить оборотня, пока тот не понял, что его обнаружили.
Осторожно, с максимально возможной скоростью Кейн устремился в покои башни. Пять стражников сидели перед дверью. Хоть их не одолели, с облегчением подумал он.
Первое, что его поразило, было то, что его не окликнули. Не могли же они все спать!
Они и не спали. Они были мертвы. На их телах не было никаких ран — во всяком случае при беглом осмотре он ничего не заметил. Воины сидели или привалились к двери в положениях, похожих на естественные, — наверное, их специально так усадили, решил Кейн. Пустой кувшин из-под эля валялся рядом, Кейн его осторожно понюхал. Он не почувствовал запаха отравы, но ведь есть много ядов, которые не пахнут. Яд казался единственным правдоподобным объяснением для пяти бескровных смертей.
Не оставив намерения проверить, что происходит в башне, Кейн шагнул к двери. Она была не заперта, как он и ожидал. Глазок, через который стражники следили за тем, что происходит внутри, был открыт. Кейн глянул в него, но не увидел ничего подозрительного.
Он толкнул дверь и влетел в комнату, как сделал в прошлый раз. Ничто не двигалось. В одном углу, наполовину под столом, лежал Листрик.
Кейн осмотрел астролога. Какие бы уловки и способности он ни имел, он уже не сможет их применить. Голова Листрика была почти оторвана от тела, и голодные клыки обглодали мягкую плоть его рук и ног. Оборотень был не в состоянии сдерживать свой невыразимый голод всю ночь.
Напряженный, как струна, Кейн медленно поднялся. Возможно, ответ кроется в покоях Хендерина наверху. С мечом наготове он на цыпочках подкрался к двери, ведущей на лестницу. Дверь была все еще заперта. Кейн осторожно взялся за засов.
Внезапно его предупредил стук когтей по камням! Кейн резко повернулся, со свистом замахиваясь клинком.
Оборотень злобно уставился на него, жутко щелкая окровавленными клыками, и низко зарычал. Это существо было выше Кейна, и под его белым мехом перекатывались стальные мускулы.
Не успел Кейн пошевелиться, как чудовище прыгнуло. Вложив всю свою невероятную силу в один удар, опытный воин обрушил меч на голову оборотня. Если бы это был человек, клинок рассек бы его надвое до пояса. Но меч отскочил, как от упругого железа. Раздался глухой звон — единственное доказательство того, что удар достиг цели. Прыжок оборотня даже не замедлился! А рука Кейна болела до самой кости, и меч выпал из онемевших пальцев.
Через долю секунды существо упало на него, обдав его лицо зловонным дыханием, лапы с острыми когтями устремились к его горлу. Возможности увернуться не было. Оборотень сшиб его с ног, Кейн с размаху ударился головой о камни, и сознание милосердно покинуло его, когда горящий взгляд зверя вонзился ему в мозг.