Гены
Я трогаю тихонько ветку вербную.
В ней гены наших прадедов, наверное,
Не прадедов, а дальше — пра-пра-пра…
Им всем воскреснуть на земле пора.
И все деревья — справа или слева,
Как генеалогические древа.
На их ветвях — российские синицы,
А под корой — этруски, ассирийцы.
В движенье соков от корней до кроны
Растворены рабы и фараоны.
Потрогаем замшелые коряги,
А нам из них откликнутся варяги.
И партизанка вздрогнула в петле
Когда из виселицы плачущей, берёзовой,
Раздался крик боярышни Морозовой,
От глаз фашистских спрятанной в дупле…
Я трогаю тихонько ветку вербную.
В себя, как в древо поколений верую.
Глаза в себя опустим, в наши гены.
Мы — дети пены.
Когда из моря выползли на сушу,
Зачем на человеческую душу
Мы обменяли плавники и жабры —
Чтоб волшебство огня раздуть в пожары?!
Ну, а зачем вставали с четверенек —
Чтобы грабастать в лапы больше денег?
Я с каплей крови при порезе пальца
Роняю из себя неандертальца,
И он мне шепчет, скрытый в тайном гене:
«не лучше, если б мы остались в пене?
Мир стал другим. Культуры нахватался.
Откуда же у вас неандертальство?
В руках убийц торчат не глубинно
Ракет неандертальские дубины…»
Из жилки на виске мне шепчет скиф:
«Я был кочевник. Ты — из городских.
Я убивал врагов, но не природу,
А города спускают яды в воду.
Нейтроновое зелье кто-то варит.
Вот варварство… Я — разве это варвар?»
Я трогаю тихонько ветку вербную,
Но мне не лучше. Настроенье скверное.
Неандертальской стукнутый дубиной,
Я приползаю за полночь к любимой.
Промокшую от крови кепку стаскивая,
Она меня целует у дверей.
Её губами Ярославна, Саския
Меня целует нежно вместе с ней.
Неужто бомба дьявольская сдуру
Убьёт в ней Беатриче и Лауру
И пушкинская искорка во мне
Погибнет в страшной будущей войне?
И все деревья — справа или слева,
Как генеалогические древа,
Сгорят, хрипя от жалости и гнева!
Прислушаемся к генам, в нас томящимся,
Мы вместе с ними, спотыкаясь, тащимся.
Напрасно сокровеннейших уроков
Мы ждём от неких будущих пророков.
Пророки — в генах. Говорят пророки,
Что мы сейчас на гибельном пороге.
Пускай спасутся — хоть в других вселенных
Пророки в генах.
О человек, не жди проклятых сроков,
Когда с твоею кровью навсегда
Мильоны не услышанных пророков
Уйдут сквозь раны в землю без следа.
Но и земли не будет…
Лошадь Пикадора
Я — лошадь пикадора,
при солнце я впотьмах.
Нет хуже приговора —
нашлепки на глазах.
Поводьям я послушна,
всегда на тормозах.
Такая наша служба —
нашлепки на глазах.
Хозяин поднял пику,
тяжел его замах.
Но как сдержать мне пытку?
нашлепки на глазах.
Я слышу стоны бычьи
в ревущих голосах.
Ведь это вы — убийцы,
нашлепки на глазах.
А ты, народ, как скоро
Хозяев сбросишь в прах?
Но ты ведь — лошадь пикадора —
нашлепки на глазах.
Севилья
Севилья серьгами сорит,
сорит сиренью,
а по сирени
синьорит
несет к арене,
и пота пенистый поток
смывает тумбы.
По белым звездочкам —
топ-топ!-
малютки-туфли,
по белым звездочкам —
хруп-хруп!-
коляска инвалида,
а если кто сегодня груб,-
плевать!-
коррида!
А из под юбок,
мир круша,
срывая нервы,
сиренью лезут кружева,
сиренью, стервы…
Но приглядись, толпою сжат,
и заподозри:
так от сирени не дрожат,
вздуваясь,
ноздри.
Так продирает, словно шок
в потемках затхлых,
лишь свежей крови запашок,
убийства запах.
Бегом — от банковских бумаг
и от корыта,
а если шлепнулся врастяг,-
плевать!-
коррида!
Локтями действуй
и плыви
в толпе, как рыба.
Скользишь по мягкому?
Плевать!
Дави!-
Коррида!
Тореро
Тореро, мальчик, я — старик,
я сам — тореро бывший.
Вот шрам, вот ряд зубов стальных —
Хорош подарок бычий?
Вон там одна… Из-под платка
горят глазищи — с виду
как уши черные быка!
Ей посвяти корриду.
Доверься сердцу — не уму,
и посвяти кориду
красотке этой иль тому
обрубку-инвалиду.
Они, конечно, ни шиша
общественно не значат,
но отлетит твоя душа —
они по ней заплачут.
Заплачут так, по доброте,
ненадолго, но все же…
Ведь слез не ведают вон те
в правительственной ложе!
Кто ты для них? Отнюдь не бог —
в игре простая пешка.
Когда тебя пропорет рог,
по ним скользнет усмешка.
И кто-то,- как там его звать?-
Одно из рыл, как рыло,
Брезгливо сморщится:»Убрать!»-
И уберут,- коррида!
Тореро, мальчик, будь собой —
ведь честь всего дороже.
Не посвящай, тореро, бой
правительственной ложе!