И во время заутрени Светлого Христова Воскресения в этом году, стоя возле высокопреосвященного Антония близ амвона, когда он вышел с духовенством на оный для пропетия троекратно эксапостилария: «Плотию уснув, яко мертв» , я удостоился видеть самого высокопреосвященного Антония в неимоверной полноте излияния свыше на него даров Святого Духа. Каковому видению хотя, может быть, и не поверят иные, но тем не менее я долгом считаю, хоть в самых коротких словах, помянуть в конце сей записки об оном. Как только запел высокопреосвященный «Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи» и прочее, так из уст его изнесся светлый белый, в виде огненного языка, пламень, и, окружив его со всех сторон, распространился от него во все концы собора и вверх, и наполнил весь собор таким светом, что сияния свеч уж не видно стало, а всюду был только свет Божественной благодати, исходящей извнутрь высокопреосвященного Антония, как от солнца. Сам же он, его высокопреосвященство, стал до того прозрачен, что можно было насквозь его мне видеть жилы и кости, а в жилах течение крови. Как это сталось мне яснозрительным – не знаю. Но я действительно все так видел, и в это время, как я с удивлением рассматривал высокопреосвященного Антония, он, не переставая петь, обратился ко мне главою и, улыбнувшись, кивнув ею, дал мне знать, что он чувствует, что Господь мне грешному открыл это чудное таинство действия в нем сил благодати Всесвятого Духа Божиего.
Потом какая-то невольная сила стала оборачивать меня на все стороны, и я увидал всех предстоящих в разнообразных видах. Никто не был подобен дивному архиепископу Антонию, только несколько богомольцев сияли вдали и в углублениях храма, как звезды, и, сами озаряя вкруг себя других, иные люди стояли просто в целости, как люди, и светлы были лица их и радостны, а других темны так были, как обгорелые головни, у иных только некоторые части тела были обгорелые. Но более всего обращал мое внимание на себя один протоиерей, из сослужащих с высокопреосвященным. Он был полосатый, увитый поперечными полосами, как зебр, — он потом исключен был из духовного звания, – одна полоса пальца в два белая, благодатию светящаяся, другая – темная и почти черная, и так друг за дружкою они его перепоясывали.
Таковое видение всех и каждого продолжалось во все время пения эксапостилария сего троекратного; когда же заутреня сего истинно великого и в точном смысле слова просвещенного дня кончилась, то, войдя в алтарь и похристосовшись с его высокопреосвященством, я сказал ему: «Я видел ныне необыкновенное чудо на Вас и на всех предстоящих в церкви, позвольте мне Вам рассказать оное». «Я знаю, – отвечал мне он на это, – и я кивнул головою, улыбаясь и глядя на Вас, дал Вам знать, что Господь открыл мне, что Он и Вам дал видеть со мною деемое Его благодатию. Но теперь не говорите ни мне и никому о том, что Вы видели, и не поминайте мне самому ни за чаем и завтраком нашим общим, ни за обедом, а вечером часу в десятом придите ко мне, и мы тогда с Вами побеседуем о всем том».
После обеда он опять напомнил мне: «Так я Вас жду в десять часов вечера, а теперь Вы изнурились, подите отдохнуть, сосну и я немного». Но я заспался долго, и келейник его Иван, разбудив, позвал меня к нему. Когда же пришел я, то у его высокопреосвященства сидел уже Павлов Алексей Александрович, и старший келейник Михайло Никитин отвел меня в канцелярию его собственную, пред спальнею его, где, разливая чай, и мне поднес несколько чашек в ожидании конца беседы его с Павловым. Когда же высокопреосвященный отпустил Павлова, вошел в свою канцелярию, то сказал мне: «Извините, что я замешкался с Павловым, не хотелось его оскорбить для великого дня и отказать ему в приеме, он так много служил святителю Митрофану и так сильно и деятельно содействовал открытию святых мощей святителя Митрофана, что я считаю его не только к себе самому, но и к святителям Воронежским Митрофану и Тихону искренно близким человеком, а таким людям я не могу в чем бы то ни было отрадном для них отказывать, ибо я потому себя служкою Митрофановским зову, что всячески стараюсь служить святителю Митрофану, принимая за него гостей его и живым словом восполняя безмолвную высокоблагодатную беседу его с ними. А ты, Михайло, поставь нам еще самовар, я хочу напоить чаем Николая Александровича сам из своих рук, — он сказал было, что поил меня чаем, но высокопреосвященный отвечал: – Да то твой чай, а это мой будет чай, и своим чаем хочу я его напоить, чаем святителя Митрофана, а кстати и сам с ним еще попью чаю. Дай нам хлеба, а ужинать я не стану». И когда принес Михайло нам готовый самовар, то владыко сказал: «Ну, теперь иди спать и вели всем на спанье отправляться в свои места, а мы с Николаем Александровичем посидим и попьем чайку, может быть, и до утра, потому что я завтра служить не буду, да вели только, чтоб пропустили Николая Александровича в его келлию».
Оставшись же наедине, он вспросил, разливая чай: «Ну, что же Вы хотели мне сказать ныне утром?» Я отвечал: «Тогда думал одно сказать, а теперь вижу, что должен сначала о другом сказать, и именно, что я вижу Вас всего, как разливаете чай раскаленным и красным от огня, как железо или как уголь горящий без пламени». Он отвечал: «Я для того-то и назначил Вам прийти попозже, не прежде десяти часов вечера, чтобы Вы на деле видели, что дело благодати Божией не так бывает, как наши пишут о них новые богословы, не испытавши сами на себе действий Духа Святого. Они, переводя греческое слово «экстазм», называют его исступлением ума, что одно и то же сумасшествие, и думают, что при явлениях благодатных в душе человеческой человек бывает в исступлении своих душевных способностей. А другие думают, благодатное состояние не может долго продолжаться, тогда как, напротив, самый наш собственный на самих себе видимый и ощущаемый опыт показывает, что существо этого состояния на самом деле вовсе не таково. В человеке не тогда и не сей час происходит опьянение, как он пьет вино или хмельное пиво, но когда погодя несколько станет разбирать его, когда спиртуозные пары станут входить в голову. Так-то и вино благодати Духа Святого или то духовное пиво новое, которое ныне пьем мы в Светлые дни сии, или в особых нашествиях оного Всесвятого Духа, или причащаясь Пречистых и Животворящих Тайн Христовых – не от камене неплодна чудодеемое, но нетления источник из гроба ожидавши одождивша Христа, – не сей час разбирает богатством благости Божией и наполняет полнотою всех дарований Духа Святого, но мало-помалу потом входя во все составы и в сердце и попаляя греховные наши вины, и исполняет нас радости и веселия Богоблагодатного. Но и за всем тем ни я, ни Вы не исступили, однако же, из ума, и хотя наше теперешнее состояние действительно необыкновенное и не вседневное, но все-таки это не умоисступление, как несправедливо толкуют экстазмическое состояние пророков и всех сподобляющихся особенных посещений Всесвятого Духа Божиего, но вот мы завтракали, обедали и отдыхали, а теперь пьем чай, как люди обыкновенные, хотя и необыкновенных милостей Божиих теперь сподобились. И вот почти целые сутки проходят, – ибо мы просидели с ним до утра, – но состояние так называемого «экстазма» не проходит, и мы это осязательно и яснозрительно чувствуем и видим». В таких-то беседах просидели мы эту вторую и великую действительно светозарного Воскресения Христова ночь.
5
Вот отчасти и в весьма малых крупицах то, что мне пришлось испытать в Воронеже по милости высокопреосвященного Антония и в Киеве по его же молитвам, и потом опять в Воронеже. И его самого вот в каком положении удостоил меня Господь видеть своими собственными этими же, коими и теперь, как пишу это, гляжу глазами, подобно тому, как ими же самыми имел счастие в конце ноября 1831 года видеть великого старца Серафима, когда он не словом, но делом показал мне, как Господь Бог Дух Святый снисходит на рабов Своих и низводит на них небесные дарования Свои, в каковом положении более четверти часа он старец Серафим говорил со мною, будучи светлее солнца, и уверял меня, что и сам я был в таком же положении. Вот почему, рассказывая о согрешении моем хулою на Духа Святого, я сказал, что лишь только одна моя бедная, многогрешная душа могла вполне понимать всю тяготу тогдашних бедствий в их истинной ужасности.
Следовало бы мне сказать еще и о том, как в Киеве показано было мне, что такое есть сила тяготения, открытая Ньютоном178 и от невидимого учителя моего названная благодатию Всесвятого Духа Божиего, лучами Своими могущественнейшими всего на свете содержащего всяческая в горсти Своей – аще земная, аще небесная. То есть именно восемь твердей небесных, про которых сказано, что то суть светлее всякого кристалла твердо горизонтально устроенные, неизмеримые для человека, но измеряемые Богом и Его Святым Духом, объемлемые круговидными простынями или дискообразными кругами сущие, между коими помещаются семь эфирных пространств, в коих движутся вокруг семи центральных громадных солнцев или небесных кругов семь млечных путей, состоящих опять из безчисленных солнечных систем. И что наш мир находится в самом последнем над бездною творном небе, и что ниже оного и восьмой водной же тверди находится, как выше сказано, геенна – огнь вечный, несветимый и неугасаемый – тартар, лютый мраз, червь неусыпаемый, тьма кромешняя или внешняя, и, наконец,
смерть вторая. И все это вместе содержится лишь одними рукообразными, если для чувственного понятия можно так выразиться, лучами или потоками Духа Святого огненными, как от огня происходящими, но росоносно дышащими и неопаляющими естества тварей. Потому что, проходя светлейшие, кристаллу подобные, водные тверди, разделяющие эфирные пространства, содержащие творные небеса, они, то есть сии лучи Всесвятого Духа Божиего, воплощаются в эту воду, сущую выше небес, и, входя в атмосферы миров в тончайших каплях росы, обходят разумные существа, про которые капли росы премудрости сей небесной сказано, что утренневавый к этой небесной премудрости не утрудится и бдяй ее ради вскоре без печали будет.
Следовало бы упомянуть, как мне показано разлучение души и духа человеческих от плоти и как разъяснен процесс смерти. Надлежало бы сказать и о процессе жизни, как мне показано было, что человеческая жизнь делится на четыре части. 1-я – девятимесячная в утробе матери, делящаяся на шесть фазисов. 2-я – временная, на дне воздушного океана на лице Земли троичная духовно-душевно-плотяная, в каковой троичности и зародыш человека в мужеском семени показан был, и тоже шесть фазисов в падшем состоянии своем имеющая. 3-я – жизнь за гробом, духовно-душевная ангелоподобная и 4-я – жизнь паки бытия вполне Богоподобная, представителями которой и истинными главами воскресшими из мертвых над всею Вселенскою Ветхо- и Новозаветною Церковию Христовою Божиею всеполноблагодатию Бога Духа Святого, освященного Церковию, человеческого рода всех веков от сотворения Адама и до конца рода человеческого сущею, являются Богочеловек Иисус Христос и Приснодева Богородица Мария. Он Бог богов, Царь царей и Господь господей, пришедый в рабии зраце взыскати Адама; а Она – единая по Боге Всемогущая, потребившая клятву Евину Плодом чрева Своего Приснодевственного, – дщерь по плоти Богоотец святых Иоакима и Анны и семя жены на сотрение главы змия диавола, обетованное Адаму и Еве при изгнании из рая, а поэтому и язва бесовская, и всепобедоносное оружие на все их козни и ухищрения против рода человеческого.
Но для того чтобы подробно описать все остальное, как тут в описываемые мною времена, так и потом во время странствий по святым местам русским жизни моей долговременной бывшее, о чем я подробно всегда и письменно, и словесно доносил высокопреосвященнейшему Антонию, то следовало бы целые тома исписать, а если систематически все это изложить в одно стройное литературное, богословски-философическое целое или, что гораздо вернее, в одно философическое, благодатию Всесвятого Духа Божиего воплощенное или осоленное ею богословское целое, то составится именно та самая книга, о написании которой говорилось в одном из благодатно вещих слов снов? моих воронежских и о самохвальстве по сочинению которой укоряли меня многие.
Но 1, 2, 3, 5 и 7 ноября 1832 года, записки о коих снах?, находившиеся в числе бумаг ареста моего, помянутого выше, тоже хранятся в Министерстве внутренних дел, о которой книге святитель и угодник Божий Митрофан, но уже не во сне, а наяву сказал высокопреосвященному Антонию во время страданий моих, вышеописанных 1834 года: «Вспроси Мотовилова, о какой книге открыто было ему во сне, что он хочет ее написать, и вели ему подать тебе на бумаге заглавие этой книги. Книга эта в настоящее время совершенно необходима для всех Церквей Божиих и спасительна будет для всего рода человеческого. В написании ее чувствовали потребность многие святые Божии люди в последние века Христианства и в особенности святитель и угодник Божий Димитрий, митрополит Ростовский, сделавший и начало ее своею Летописью. А святитель и угодник Божий Тихон Задонский, собрат наш по Воронежу, и во всю жизнь свою неотступно помышлял о ней, и не только помышлял, но и делом подготовил большую часть священных материалов для нее, именно же, – святитель продолжал, – записки его об истинном Христианстве совершенно до этой-то книги и относятся. Но еще не пришло время, и человечество не вполне к тому подготовлено, то скажи Мотовилову, что во время свое ему будет предлежать труд сей и мы все, воронежцы, помолимся о нем, чтобы Господь Бог дал ему начать и совершить оный труд всецело, во всей его полноте во славу Божию и во спасение как временное, так и вечное всего рода человеческого».
Вот заглавие этой, предназначенной мне святителем Митрофаном к написанию, книги:
«Истинные понятия: о Боге, об ангелах святых и о злых духах, – о механизме Вселенной – о создании земли и на ней человека, о заповеди, данной ему в раю, и о преступлении оной. О благодати искупления. История рода человеческого от Адама и до сего дня в параллельном отношении веры и жизни. – Сличение всех вер на свете и доказательство, что только наша Русско-Греческая Восточная Апостольская есть истинно Православная Отеческая Вселенская Христова и Божия вера на всем свете. – Мысли о приближении кончины века и о близости пришествия Антихристова. – О семи Вселенских Соборах и о необходимости восьмого для соединения Святых Божиих Церквей. – О необходимости всемирного покаяния, и об истинно христианской жизни, и об истинном монашестве».
От написания каковой книги, равно как и предварительного совершенного окончания тесно связанных с нею вышеписаных, начатых в 1832 году и прерванных арестом 1833 года, работ воронежских церковных, я не только не отрекаюсь, но и желал бы, чтобы Святейший Правительствующий Синод на то зависящие от него как от центра Святой Церкви Божией средства и радушное благословение.
И вот все то, что хоть в кратких очертаниях, но должен был я выразить Вашему Высокопреосвященству в отношении святителя и угодника Божиего Тихона и двух других святителей Воронежских, тесно связанных с ним и один чрез другого заповедавших мне безбоязненно открыть все это всенародно и просить явного и всенародного оправдания, и благословенного вознаграждения, и защиты от вышеписаных клевет: как Святой Церкви Божией, так и самому себе, в свое, предназначенное на то Господом Богом, время, которое в настоящий сей 13 августа день приснопамятного для России открытия святонетленных мощей святителя Тихона, епископа Воронежского и Елецкого, ныне Задонского чудотворца, и наступило. О чем о всем по долгу присяги и чистой совести заявил в тот же день Вашему Высокопреосвященству, высокопреосвященнейшему Иосифу, архиепископу Воронежскому и Задонскому, преосвященным: Феофану, епископу Тамбовскому и Шатскому, Сергию, епископу Курскому и Белградскому, его сиятельству господину обер-прокурору Святейшего Правительствующего Синода графу Александру Петровичу Толстому и его превосходительству господину Соломону своевременно и тогда же. Ныне же при переписке набело всего вышепоясненного долгом считаю прибавить, что во время всенощного бдения с 12 на 13 августа по перенесении святонетленных мощей святителя и угодника Божиего Тихона в собор я имел счастие, стоя в алтаре сего собора в приделе святителя Алексия, митрополита и чудотворца Московского, закрыв для чего-то глаза, видеть высокопреосвященного Антония, архиепископа Воронежского и Задонского, который, подошед ко мне, взяв меня за руку и ощутительно пожав оную, сказал мне внятным для меня, слышным ясно голосом: «Вот хорошо, вот молодец, спасибо что здесь». А когда в день Успения Божией Матери в алтаре Покрова Ее Всечестного в сем же соборе приготовлялся я к причащению Пречистых Тайн Господних и стоял, закрыв глаза, то имел счастие видеть и святителя Тихона Задонского, чудотворца новоявленного, стоящим возле креста запрестольного противу Образа Божией Матери «Жизнодательницы», противу престола в сем алтаре находящейся. Святитель стоял с поникшею ниц главою пред Царицею Небесною, и по капле слез текли из очей его, в том виде, как на эстампах прежних старинных издании сочинений его священнолепый лик его представляется. Это продолжалось до самых тех пор, как должен я был идти к причащению Животворящих Тайн Христовых.
Здесь же в Воронеже – при переписке всего письма этого моего к Вашему Высокопреосвященству, – когда на всенощной Усекновения главы святому Иоанну Предтече стоял я возле мощей святителя Митрофана, стоявших по случаю перемены балдахина над местом его прежней усыпальницы против усыпальницы высокопреосвященного Антония, кто-то невидимый, но ясно слышимый, подошед ощутительно, сказал мне: «Что же ты думаешь, «где же обетованное мне высокопреосвященным Антонием от лица святителя Митрофана сказанное мне исцеление от внутренних болезней моих», и ждешь явного о том какого-то знамения, а разве этого мало, что ты удостоился хоть и с закрытыми глазами, но все-таки не во сне, а явно иметь счастие видеть двух святителей Воронежских: Антония и Тихона, – ведь это не призраки ты видел, а их самих, – так вот тебе знамение, что термин внутренних страданий твоих кончился. Этот дар Божий дан тебе, храни и делай», — и прибавлено несколько слов, лично до моей жизни относящихся.
Ныне же, как оканчиваю переписку набело сей рукописи моей, удостоил Господь меня обще со многими как бы в замену того, что я арестом симбирским 1833 года лишен был счастия присутствовать при перенесении мощей святителя Митрофана, в том году совершавшегося из Архангельского собора в Благовещенский, присутствовать при подобном обнесении мощей святителя Митрофана вокруг собора Благовещенского.
За все это благодаря Господа Бога и по слову Вашему всю рукопись сию мою, на 42 листах из 165 страниц состоящую, для представления Вам передавая его высокопреосвященству высокопреосвященнейшему Иосифу, архиепископу Воронежскому и Задонскому, я просил его вместе с сим представить Святительскому Вашему и всего Святейшего Правительствующего Синода благосклонному вниманию и представленное мною ему чрез почту из Симбирска от 13 августа 1857 года описание мое об исцелении, данном мне молитвами его высокопреосвященства епископа, что потом архиепископа Антония, в ночь на Покров Пресвятой Владычицы нашей Богородицы 1832 года мне данное, с приложением к оному моею рукою писанного экземпляра полной службы святителю и угоднику Божиему Митрофану.
Позвольте же мне просить Вашего Святительского благословения и разрешения его Святейшества Святейшего Правительствующего Синода на напечатание сей службы церковным шрифтом и употребление по святым Божиим церквам всенародно; о разрешении мне и преподании благословения на написание особой от моего усердия полной же службы святителю и угоднику Божиему Тихону; дозволения и помощи в завершении всех моих воронежских прежних для Святой Церкви Божией работ; а также и благословения на сочинение вышепомянутой, одобренной и благословленной мне святителем Митрофаном, книги, – для напечатания всего этого, а равно и ныне представляемого во всеобщее известие, но не с тем, чтобы снова подвергнуться новому аресту и новым, еще горшим прежнего истязаниям для меня и хулам на Святую Божию Церковь. Об истязаниях же я не фигурально говорю, ибо сверх того, что я вместе с почившим в Бозе высокопреосвященным Антонием и прочими помянутыми выше людьми был выдан за бунтовщика и заговорщика и подвергнут всегдашнему надзору тайной полиции, но сверх того, у меня отнято по Министерству народного просвещения четырнадцать лет службы государственной по званию почетного смотрителя Корсунского уездного училища, и по Военному министерству за Севастополь не дано одиннадцать лет, предоставленных всем, участвовавшим в кампании сей, не только военным, но и гражданским чиновникам, каковым и я был в 1854 году, когда имел счастие представлять святые копии с чудотворной иконы великого старца Серафима Божией Матери «Радости всех Радостей» как для армий, так и для Большеспасского собора Зимнего дворца Его Императорского Величества. В которое время мне от лица в Бозе почившего Государя Императора Николая Павловича сказано было, что никто более не утешил Его Величество представлением сих святых икон, как я, и что о том не только будет напечатано, но и я буду считан за одного из непоследних сподвижников этой войны, которая если и кончилась без надлежавшей славы и завоеваний для России, то не по моей вине. Ибо я не обманывал Его Императорского Величества, что и теперь одинаково подтверждаю, и о чем хранится переписка в архиве Министерства Императорского Двора, что Царица Небесная во время парада в конногвардейском манеже и предшествовавшего пред ним священно-служения, как сказано было мне, обещала славу, почести и завоевания России, если исполнят волю Ее чрез меня, бедного грешника, недостойного милостей Ее, но все-таки щадимого Ею, возвещенную. А по вине человека, который, вопреки боголюбивейшему благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича усердию к Царице Небесной, дерзнул сказать, что он в помощи Божией Матери не нуждается, было проиграно Инкерманское сражение, а с тем вместе и вся кампания. Но Царица Небесная сдержала Свое слово, в 25-й день марта 1854 года мне объявленное кем-то невидимым, но истинно, а непрелестно слышанным мною. Ибо кто же, как не Она, помог продолжать эту безпримерную в летописях мира осаду Севастопольскую в течение одиннадцати месяцев. Чудотворная Кашперовская икона Божией Матери особенным чудом не была допущена, по собственной Ее воле, на южную сторону, а обнесена только около северной стороны Севастополя. Северная сторона и осталась за Россиею неразоренною. Икона «Радости всех Радостей» великого старца Серафима только по второму высочайшему повелению была встречена в Севастополе, но помешена неприлично на Малаховском кургане и уже по третьему высочайшему повелению перенесена на Николаевскую батарею. Откуда же началось поражение Севастополя, как не с Малаховского кургана, что же осталось неразрушенным даже до добровольной сдачи севастопольской, как не Николаевская батарея? Итак, повторю еще раз, я не обманывал Государя всеподданнейше чрез его сиятельство господина министра Императорского Двора графа Владимира Феодоровича Адлерберга, докладывая ему об обещании 25 марта 1854 года помощи Царицы Небесной. И еще раз из священного для меня города Воронежа теперь повторяю, что не иначе как чрез Царицу Небесную и получит Россия отраду и милость Божию и возвращение прежней всепобедной славы своей, как чрез Ее небесное к Сыну Своему и Богу нашему предстательство при помощи верных заступников за землю Русскую, в особенности получивших от Бога дар покровительствовать ей, именно святителей Митрофана, Тихона и архиепископа Антония и священноиеромонаха Серафима. Опять повторю, из коих двое хотя и не канонизированы Святою Церковию, но, будучи заживо чудотворцами и Богоносными рабами Христовыми, теперь еще и больше имеют дерзновение к Богу.