Мать выглядела очень уставшей. Все лето они провели в этой маленькой комнатке в полуподвале — дом сдавали в аренду дачникам. В условия аренды входили также уборка, готовка — в общем, они играли роль прислуги при гостях. Как раз в это лето гости попались особо требовательные — адвокат из Гётеборга с женой и с тремя неуправляемыми детьми. Хильма, мама Эльси, металась с утра до ночи. Надо было то стирать их одежду, то готовить коробки с едой для лодочной прогулки, бегать в магазин, варить и жарить — и при этом никто не снимал с нее ответственности за ее собственное хозяйство.
— Посиди немножко, мама, — сказал Эльси ласково и положила руку ей на плечо.
Мать вздрогнула — в их семье было не особенно принято прикасаться друг к другу, но через секунду выражение лица ее смягчилось, она благодарно накрыла руку Эльси своей огрубевшей от работы ладонью и тяжело опустилась на стул.
— Да… слава богу, уехали. Ну и народ! «Не будете ли вы, Хильма, так добры… Не могли бы вы, Хильма, представить себе, что вы могли бы…» Сказали бы лучше, сделай, мол, то-то и то-то. — Хильма передразнила их певучие интонации и прикрыла рот рукой — в их кругу не было принято высмеивать господ. Важно знать свое место.
— Я понимаю, как ты устала. С ними и правда нелегко. — Эльси налила воду в кастрюлю и поставила на плиту.
Когда вода закипела, она насыпала кофейного суррогата, налила в кружку и протянула матери. Плеснула и себе немного.
— Сейчас принесу воду, только давай сначала выпьем по глоточку кофе.
— Ты добрая девочка, Эльси. — Мать отхлебнула глоток отвратительного желудевого напитка.
Вообще она любила пить из блюдца, зажав в зубах кусочек сахара, но сахар надо было экономить, да и варево в кружке мало напоминало настоящий кофе.
— Отец не говорил, когда вернется? — спросила Эльси и прикусила язык.
В эти времена такой вопрос звучал довольно нелепо. Совсем недавно «Экерё» был торпедирован и пошел на дно вместе с экипажем, после чего вопрос о возвращении приобрел совершенно новый смысл. Но работа есть работа. Выбора нет. Грузы надо доставлять, сети надо ставить и выбирать. Война войной, а условия жизни не меняются. Спасибо еще, что баржам вообще разрешено ходить в Норвегию. Считалось, что это даже безопаснее, чем линейная навигация, где маршруты иногда пролегали вне заграждений. Траулеры из Фьельбаки по-прежнему выходили в море, и, хотя улов становился все беднее, баржи в норвежские гавани отправлялись не пустыми. Отец Эльси на своей барже доставлял из Норвегии лед, а если повезет, туда шел тоже не порожняком.
— Молюсь только… Молюсь только, чтобы он был поосторожнее…
— Кто? Папа? — спросила Эльси, хотя прекрасно знала, кого имеет в виду мать.
— Кто же еще… — Хильма снова отхлебнула из кружки и брезгливо сморщилась. — На этот раз он опять взял с собой сынишку доктора… Добром это не кончится, вот что я тебе скажу.
— Аксель смелый парень, он делает все, что может. И папа ему помогает по мере сил.
— А риск какой? — Хильма покачала головой. — Когда с ним этот парень и его дружки… Наверняка втянут отца в какую-нибудь историю.
— Мы же должны хоть чем-то помогать норвежцам, — тихо сказала Эльси. — Если бы это с нами случилось, они бы нам помогали. Аксель с друзьями — молодцы.
— Хватит об этом. Принесешь ты когда-нибудь воду или нет? — Хильма внезапно рассердилась, встала и пошла к мойке вымыть чашку.
Но Эльси не обиделась. Она знала, что мать то и дело срывается из-за постоянного страха за отца.
Она посмотрела на преждевременно ссутулившуюся спину матери, взяла ведро и пошла к колодцу.
~~~
Неожиданно для себя Патрик наслаждался прогулкой. За последний год он пренебрегал тренировками, но если в эти четыре месяца родительского отпуска будет каждый день совершать такие походы, намечающийся животик наверняка исчезнет. Страсть Эрики к конфетам и пирожным заразила и его, и только по этой причине он прибавил не меньше двух килограммов.
Он миновал заправку и быстро покатил коляску по дороге. Заранее запланировал: до мельницы и обратно. Майя сидела в коляске прямо, как суслик, и весело бормотала что-то себе под нос. Она обожала такие прогулки. Чуть не каждый встречный удостаивался широкой улыбки и восклицания «хей!». Она и в самом деле солнечный лучик, но иногда становится совершенно невыносимой. В Эрику пошла, решил Патрик и улыбнулся.
У его были все причины радоваться жизни. Наконец-то дом остался в их, его и Эрики, полном распоряжении. Не то чтобы он недолюбливал Анну и ее детей, но месяц за месяцем тереться друг о друга задами было довольно утомительно. И вся эта история с матерью… Он всегда оказывался на линии огня между Кристиной и Эрикой. Патрик, разумеется, понимал, насколько неприятна Эрике манера матери вламываться в дом с целым ворохом замечаний по ведению хозяйства и воспитанию детей. Но Эрика могла бы последовать его примеру и просто-напросто пропускать все эти комментарии мимо ушей. И потом, могла бы быть поснисходительней: Кристина живет одна, у нее никого нет, кроме сына и его семьи. Его сестра Лотта в Гётеборге — тоже, впрочем, не за тридевять земель, но каждый день не наездишься, а сын и внучка под боком. И к тому же Эрика могла бы признать, что есть и преимущества: пару раз они уходили поужинать в ресторан, и Кристина беспрекословно соглашалась посидеть с малышкой.
— Ля, ля! — воскликнула Майя, что означало «глянь, глянь!».
Своим крошечным пальчиком она показывала на луг, где паслись лошади. Патрик был равнодушен к лошадям, но не мог не признать, что на редкость мирные с виду горные лошадки выглядели и в самом деле очень мило. Отец и дочь задержались посмотреть, и Патрик сделал в памяти закладку: не забыть в следующий раз взять яблоки или морковку.
Насмотревшись на лошадей, Майя приказала катить ее дальше. Они дошли до мельницы, развернулись и отправились назад в Фьельбаку.
По привычке Патрик остановился полюбоваться церковью на вершине холма и как раз в эту минуту увидел знакомую машину. Никаких сирен, никаких голубых мигалок, скорее всего, вполне рядовое задание, но пульс почему-то участился. Сразу за первой на холме появилась вторая машина, и Патрик нахмурился. Обе машины, весь полицейский парк. Значит, не совсем рядовое. Он дождался, пока автомобиль подъедет поближе, и жестом поздоровался. За рулем сидел Мартин. Майя весело махала руками — в ее мире любое мелкое событие было важным.
— Привет, Хедстрём. Прогуливаешься? — Мартин показал Майе «козу», и она заулыбалась во весь рот.
— Да, надо же как-то поддерживать форму. Куда это вы собрались?
Вторая машина тоже остановилась. Патрик помахал Бертилю и Йосте.
— Привет! Я — Паула Моралес.
Только сейчас Патрик заметил, что рядом с Мартином сидит незнакомка в полицейской форме. Он пожал протянутую руку и представился.
— Сигнал — нашли труп. Здесь, поблизости.
— Убийство? — нахмурился Патрик.
Мартин развел руками:
— Ничего не знаем. Какие-то пацаны обнаружили тело и позвонили.
Мельберг резко просигналил. Мартин аж подпрыгнул.
— Слушай, — быстро сказал он, — давай с нами, а? С ним всегда все наперекосяк… Ну, ты сам знаешь с кем.
— И как ты это себе представляешь? Со мной девчушка, и вообще я в отпуске.
— Ну пожалуйста! — Мартин умоляюще склонил голову набок. — Только глянешь, и все… А коляска поместится в багажнике.
— А детское сиденье…
— Да, тут ты прав. Тогда прогуляйся. Это совсем недалеко, за поворотом. Первый переулок направо, второй дом на левой стороне. На ящике фамилия — Франкель.
— Ладно, гляну одним глазком. Только ты побудешь с Майей, пока я в доме. И ни слова Эрике. Она из штанов выпрыгнет, если узнает, что я брал девочку на работу.
— Клятвенно обещаю, — подмигнул Мартин и махнул Бертилю. — Увидимся.
— Ага…
У Патрика вдруг появилось чувство, что он будет раскаиваться в этом решении, но инстинкт самосохранения не устоял перед любопытством. Он развернул коляску и направился к Гамбургсунду.
— Все сосновое к чертям собачьим!
Анна подбоченилась и попыталась выглядеть настолько устрашающе, насколько это было в ее силах.
— И чем тебе не угодила сосна? — Дан растерянно почесал голову.
— Тем, что уродливей сосновой мебели нет ничего на свете! — Анна, как ни старалась, не удержалась от смеха. — У тебя такой испуганный вид, милый! Но я и правда настаиваю. Сосновая мебель безобразна. А эта койка хуже всего. И к тому же у меня нет никакого желания спать в кровати, в которой ты прыгал с Перниллой. Жить в том же доме — ладно, с этим я еще могу примириться, но спать в той же кровати — это уж увольте.
— Этот аргумент мне понятен, но где взять деньги? Придется купить целую кучу новой мебели…
Когда они стали жить вместе, Дан, несмотря ни на что, решил оставить дом за собой, но пока никак не удавалось свести концы с концами.
— У меня еще остались деньги, которые Эрика заплатила за мою долю в родительском доме. Лукас до них так и не добрался. Так что мы можем себе позволить кое-что купить. Если хочешь, выберем вместе, а не хочешь, справлюсь сама.
— Лучше без меня, — сказал Дан. — Можешь покупать все, что душе угодно, только не безумствуй чересчур. Иди лучше сюда, я тебя поцелую.
Он притянул ее к себе. Поцелуй вышел настолько длинный и основательный, что Дан начал расстегивать застежку на лифчике Анны. Однако не успел лифчик свалиться на пол, как хлопнула входная дверь. Из холла в кухню открывался прекрасный вид, так что никаких сомнений в том, чем они занимаются, не оставалось.
— Какая мерзость! Теперь еще и в кухне, а я потом должна здесь есть! — Белинда, красная от злости, вихрем взлетела по лестнице в свою комнату. На верхней ступеньке она остановилась и крикнула вниз: — При первом удобном случае я возвращаюсь к маме! По крайней мере, не надо будет любоваться, как вы суете языки в глотки друг другу! Неужели вам не понятно, насколько это отвратительно?
Бац! Дверь в ее комнату с грохотом захлопнулась, и Дан услышал, как щелкнул замок. Еще через пять секунд с такой силой загрохотала музыка, что на сушилке задрожали тарелки, каким-то образом попадая в ритм.
— Упс! — сказал Дан, глядя на лестницу.
— Лучше не скажешь, — согласилась Анна и выскользнула из его объятий. — Именно «упс». Ей не так-то легко дается вся эта история.
Она собрала «музыкальные» тарелки и положила их в раковину.
— Неужели трудно примириться, что отец встретил кого-то? Что у отца есть своя жизнь?
— Поставь себя на ее место. Сначала вы с Перниллой разводитесь. Потом перед ее глазами проходит… — Анна задумалась, подбирая слово, — проходит галерея разнообразных девиц, одна за другой, не задерживаясь. А потом в ее дом переезжаю я, да еще не одна, а с двумя маленькими детьми. Белинде семнадцать лет, и одно это для нее достаточно неприятно — трое чужаков в доме.
— Наверное, ты права. — Дан вздохнул. — Понятия не имею, как найти общий язык с девушкой-подростком. Оставить в покое? Тогда она, чего доброго, решит, что никому не нужна. А если начну разговоры, подумает, что я лезу в ее личную жизнь. Предложи какой-нибудь сценарий. Где взять инструкцию?
Анна засмеялась.
— Думаю, они просто забыли вручить тебе инструкции еще в родильном доме. Но все же надо попытаться с ней поговорить. Если она хлопнет дверью у тебя перед носом — что ж, за первой попыткой последует вторая. И третья… Она боится тебя потерять, Дан. Боится потерять право быть маленькой девочкой. Боится, что мы заслоним ее в твоих глазах… все это очень просто.
— Интересно, за какие заслуги мне досталась такая мудрая женщина? Прямо жрица какая-то… — Дан снова притянул Анну к себе.
— Понятия не имею. — Анна прижалась лицом к его груди, пряча улыбку. — Думаю, не так уж я и мудра. Наверное, ты просто сравниваешь меня с предыдущими пассиями.
— Знаешь что? — притворно возмутился Дан и сжал ее еще крепче. — Если будешь без конца меня попрекать, сосновая кровать будет стоять вечно.
— Не могу понять — хочешь ты, чтобы я осталась, или нет?
— Ладно. Ты выиграла. Считай, что ее уже нет.
Они засмеялись и начали целоваться, не обращая внимание на грохочущую над головой музыку.