КАК Я ГОСТИЛ У ДЯДИ МИШИ
Так получилось, что у меня было несколько выходных дней в неделю
подряд, и я мог целую неделю ничего не делать. Учителя в нашем классе
заболели как один. У кого аппендицит, у кого ангина, у кого грипп.
Совершенно некому заниматься.
И тут подвернулся дядя Миша. Он, когда услышал, что я могу целую неделю
отдыхать, сразу подскочил до потолка, а потом подсел к маме и сказал ей
таинственным голосом:
— У меня идея!
Мама сразу притянула меня к себе.
— Давай выкладывай, — сказала она недовольным голосом.
Вот — человек не успел слова вымолвить, а маме уже не нравится. Беда!
Всегда так! Просто наказание! Но я промолчал, а дядя Миша сказал:
— Сегодня я уезжаю к себе. Давай-ка я возьму Дениску с собой? Пусть
съездит! Все-таки посмотрит Ленинград, прекрасный город, колыбель
революции, на Неве легендарная Аврора стоит, как живая, а это знаешь как
интересно!
Мама нахмурила брови и сказала:
— А как же обратно?
— Да я его встречу, — отозвался пана. — Ну! Скажи «да», и мы тебя
расцелуем в награду.
И они бросились маму целовать. Она отмахнулась от них и сказала:
— Ну и подхалимы! — Потом добавила: — Что ж, поезжайте, — и вздохнула.
И мы поехали с дядей Мишей. Про дорогу в Ленинград я ничего не могу
рассказать, потому что поезд отходил без пяти двенадцать ночи, и я сразу
заснул как убитый. Посмотрел я вагон только рано утром, и мне все очень
понравилось. И уборная, и коридор, и лесенка для второго этажа. Дядя Миша
сказал:
— Ну что? Сейчас встретишься со своим двоюродным братом Димкой.
Познакомитесь, наконец!
Мы вышли из вокзала и сели в троллейбус, и не успели отъехать, как
оказалось — нам уже нужно выходить. Мы бегом взбежали на второй этаж и
отворили дверь, а там сидит какой-то парень и ест горячие пельмени. Он
подвинулся и сказал мне:
— Давай помогай!
Я к нему подсел, и мы сразу с ним подружились.
— Ты почему не в школе? — спросил дядя Миша.
— Сегодня отец приезжает! — ответил Димка и улыбнулся и стал еще
симпатичней. — Да не один, а с братцем. Как можно? Надо встретить!
Дядя Миша хмыкнул и пошел к себе на завод. Димка проводил его до
дверей, и мы, еще подрубав пельменей, поскорей пошли смотреть Ленинград.
Димка знал его назубок, и мы прежде всего побежали глядеть на Неву — какая
она широкая. Мы бежали по набережной, никуда не переходили, и вдруг
увидели — стоит корабль, а на нем идет настоящая служба. Все по-военному —
матросы, флаги, и написано на корабле: «АВРОРА». Димка сказал:
— Смотри, какой корабль.
Я сказал:
— «Аврора».
Димка сказал:
— Какой корабль… Он участник Октябрьской революции!
И у меня захватило дух, что я вижу «Аврору» своими глазами. И я снял
шапку перед этим кораблем.
А потом Димка побежал дальше, а я за ним. Интересно ведь с Ленинградом
знакомиться. И мы садились в автобусы, и выходили где-то, и опять
садились. И видели памятник Пушкину на круглом скверике. Пушкин был
маленький, не то что у нас в Москве, на Пушкинской площади. Нет, куда там!
Тут он был помоложе, чем наш, вроде мальчишки из десятого класса. Он был
маленький, но очень красивый и симпатичный. Но тут Димка сказал:
— Я проголодался, — и вошел в какую-то дверь.
Я — за ним. Вот, думаю, он уже проголодался! Только что съел целый пуд
пельменей и уже! Он проголодался! Ну и парень! С таким не пропадешь.
И мы вошли в большой зал, уставленный столиками. Это оказалось кафе. Мы
там поели пирожков — такие трубочки с мясом, вроде блинчиков. Ох и вкусно!
Мы потом еще одну порцию взяли, третью. А потом, когда поели, Димка важно
так сказал:
— Сколько с нас?
Он заплатил, а я глядел на него во все глаза. Он засмеялся:
— Ну, чего глядишь? Это мне папа дал денег, специально чтобы тебя
кормить. Ведь ты же у нас гость, верно?
И когда мы пошли домой, Димка сказал:
— Сейчас поедим, а потом в Эрмитаж.
Я сказал:
— Опять поедим? Ты что, с двойным животом, что ли? И потом, я уже был в
Эрмитаже. В Москве. Я там зимой с горки катался. Еще во втором классе!
Димка даже покраснел:
— Да ты что, не знаешь, что в Москве ваш Эрмитаж — это просто садик для
детворы, а у нас в Ленинграде это картинная галерея! Музей, понял?
А когда мы подошли к красивому дому на площади и я увидел, что крышу
держат огромные великаны, я вдруг понял, что очень устал, и сказал Димке:
— А давай в картинную галерею завтра? А? А то я устал очень. Долго идем.
Димка взял меня под руку и спросил:
— До трамвая-то дойдешь?
Я кивнул, и мы скоро дошли до трамвая и поехали. Оказалось, далеко.
Вечером у меня глаза просто сами слипались. Тетя Галя подсунула под
меня раскладушку, и я сразу уснул.
А утром Димка схватил меня за ногу и стал тянуть с раскладушки:
— Вставай, соня несчастная!
Я сказал:
— А разве уже утро?
Димка сказал:
— Утро, утро! Скорей вставай, побежим в Эрмитаж!
Пока мы все завтракали, Димка все время повторял: «Давай скорей!»
Тетя Галя сказала:
— Дима, не торопи Дениску, у него кусок в горле застревает. И вообще,
нужно еще подождать.
И она на него выразительно посмотрела. Димка сказал:
— Чего ждать? Нужно бежать скорей!
Дядя Миша и тетя Галя рассмеялись. В это время раздался звонок.
Димка скривился, как будто у него вдруг заболели все зубы.
Он сказал:
— Ну вот. Не успели.
Тетя Галя пошла открывать, и мы услышали девчоночьи голоса, смех и
голос тети Гали:
— Димочка! А вот и твои учителя пришли.
Я спросил:
— Ты что, Димка, отстающий?
В это время вошли две девчонки. Одна была рыжая, с рыжими ресницами и
рыжими веснушками, а вторая была какая-то странная. У нее были глаза
длинные, прямо на висках оканчивались. Я сказал:
— Димка, какие у этой черненькой глаза большущие!
— А! — сказал Димка. — Это Ирка Родина. Знакомьтесь!
Девочки быстро объяснили Димке урок, и мы все вместе пошли в Эрмитаж.
Мне очень понравилось в Эрмитаже. Там такие красивые залы и лестницы!
Как в книжках про королей и принцесс. И всюду висят картины. Я уже
немножечко устал ходить по залам, как вдруг увидел одну картину и подошел
поближе. Там были нарисованы два человека, старые уже, один лысый, другой
с бородой. У одного в руке книга, у другого ключ. У них были удивительные
лица, грустные, усталые и в то же время какие-то сильные. Картина была
какого-то необычного цвета, я такого никогда не видел.
Я стоял и смотрел на эту картину, и Димка, и девчонки. Мы все стояли и
смотрели. Потом я подошел поближе. На табличке было написано: «Эль Греко».
Я прямо подпрыгнул! Эль Греко! Я про него читал, это был грек с острова
Крит. По-настоящему его звали Доменико Теотокопули. Вот это художник так
художник! Я сказал:
— Какая хорошая картина!
— Теперь понял, — сказал Димка, — что такое Эрмитаж? Это тебе не с
горки кататься!
А Ирка Родина сказала:
— На этой картине краски как будто драгоценные камни…
Я даже удивился. Девчонка, а тоже понимает! А потом мы попали в зал,
где стояли египетские вазы. На этих вазах все люди были нарисованы сбоку,
и у них были глаза длинные-длинные. До висков. Я сказал:
— Смотри, Димка, у Ирки Родиной глаза, как на вазе.
Димка засмеялся:
— Наша Ирка — ваза с глазами!
Мы с Димкой еще много где побывали. Мы были в Русском музее и в
квартире Пушкина, забрались на купол Исаакиевского собора и даже съездили
в Царское Село. Нас туда повез дядя Миша.
А когда я приехал в Москву, мама спросила:
— Ну, путешественник, как тебе понравился Ленинград?
Я сказал:
— Мама! Там стоит «Аврора»! Настоящая, понимаешь, та самая! И в
Эрмитаже есть картина художника Эль Греко. А ты еще спрашиваешь! И еще я
познакомился там с одной девочкой. Ее зовут Ира Родина. У нее глаза, как
на египетской вазе, правда! Я ей напишу письмо.
Папа сказал:
— А ты что, взял адрес у этой Бекки Тэчер?
Я сказал:
— Ой, забыл…
Папа щелкнул меня по носу:
— Эх ты, тетеря!
А я сказал:
— Ничего, папа! Я напишу Димке, и он мне даст ее адрес. Я ей
обязательно напишу письмо!
БЕЛЫЕ АМАДИНЫ
Возле нашего дома появилась афиша, такая красивая и яркая, что мимо нее
невозможно было пройти равнодушно. На ней были нарисованы разнообразные
птицы и написано: «Показ певчих птиц». И я сразу решил, что обязательно
схожу посмотрю, что это за новости такие.
И в воскресенье, часика в два дня, собрался, оделся и позвонил Мишке,
чтобы и его захватить с собою. Но Мишка проворчал, что у него двойка по
арифметике — это раз и новая книжка про шпионов — это два.
Тогда я решил отправиться сам. Мама меня отпустила охотно, потому что я
ей мешал убирать, и я поехал. Певчих птиц показывали на Выставке
достижений, и я туда легко добрался на метро. У касс почти никого не было,
и я протянул в окошко двадцать копеек, но кассирша дала мне билет и
вернула десять копеек обратно за то, что я школьник. Это мне ужасно
понравилось. Получилось, как будто мне платят за то, что я учусь в третьем
классе, десять копеек с билета! Это здорово! Это просто прекрасно! У меня
десять копеек осталось! А я и не знал про такую скидку! Теперь, пожалуй, с
такими-то законами, мне надо будет почаще ходить на разные выставки и
показы! Ведь так можно и на фотоаппарат накопить! Например, если аппаратик
стоит сорок рублей, то мне, очень просто, надо сходить на четыреста
выставок, и дело в шляпе! Полный порядок. У меня будет фотоаппарат! Это
меня очень развеселило, и я шел к птицам в самом лучшем настроении. Вокруг
стояли разные дома, то похожие на терема, то на дворцы, а то и вовсе ни на
что не похожие. Это все были павильоны выставки.
Тут же некоторые папы и мамы катали своих ребят на тройках, потому что
в это время здесь происходил Праздник зимы и было катание на лошадях и
оленях. Жалко только, очередь на катание была чересчур длинная, и я хотя и
постоял в ней немного, но быстро сообразил, что если дело так будет
двигаться, то я, может быть, прокачусь недельки только через полторы, а
мне уж очень хотелось посмотреть певчих птиц. Поэтому я помахал рукой
оленям и лошадям и пошел дальше. А около павильона, на котором было
написано «Электроника», я устал. Тогда я спросил у прохожей девушки:
— Скажите, пожалуйста, далеко еще до певчих птиц?
Она показала рукой:
— А вот рядом, видишь павильон? На нем написано «Свиноводство». Там
твои птицы. Иди скорей.
И я пошел в павильон «Свиноводство». Как только я открыл дверь, я
понял, что не зря приехал сюда. Вокруг меня, по стенам, со всех четырех
сторон, чуть ли не до потолка, одна за другой, как кубики, стояли
маленькие клеточки. И в каждой клеточке жила птичка. И они все вместе
пели. Хором. Но каждая свое. Кто «чирик-чирик», кто «фью-фить-фью», кто
«чеки-щелк», а кто и «пи-пи-пи». И все вместе было похоже на наш класс
утром, до прихода Раисы Ивановны, мы тогда тоже галдим, всякий на свой
лад. И потом, эти птицы были такие красивые, что я себе даже представить
такого не мог. Я близко таких еще не видел. Близко я видел только
воробьев. Воробьи, конечно, очень красивые и симпатичные, ничего не
скажешь, но тут собрались просто какие-то невиданные чудеса. Например, тут
был снегирь. Важный, сытый, круглый, ни дать ни взять мыльный пузырь, если
ты его выдуваешь на заходе солнца, когда оно красное. Тут же были и
крючконосые клесты, и щекастые синички, и славочки, такие свежие и пухлые
на взгляд, что, кажется, прямо живую бы съел… шутя, конечно… Иволга
тоже была крупная и зеленая, как болото, и черные ученые дрозды. И целый
коридор занимали голуби. И они хотя и не певчие, но их, видно, со всякими
диковинками сюда поместили уж заодно. Потому что если голубь якобин, так
это не хуже любой другой птицы по красоте. Он похож на астру и бывает
разных цветов: белый, и лиловый, и коричневый. Удивление! А монахи с
черными хвостами! А драконы с жуткими глазами! А почтовые, которые летают
со скоростью «Волги»! Восторг!
И еще из непевчих, но поразительных птиц здесь в большущих клетках
сидели две попки. То есть два попки. Или нет! Двое попок! Вот. Один был
белый, большой, назывался какаду. У него нос был как консервный
ножик-открывалка, а из темечка рос целый пучок зеленого лука. А второй был
кубинский амазон. Кубинский! Зеленый! А на груди красный галстук, как у
пионера. Он все время на меня смотрел, а я ему улыбался, чтобы он знал,
что я ему друг. Но это все было еще не самое главное в этом замечательном
павильоне. Дело в том, что там был небольшой угол, и, постепенно переходя
от клетки к клетке, я добрался и туда, совершенно еще не зная, что тут-то
оно вот и есть, тут-то вот и хранится самое главное несметное сокровище.
Здесь стояли целые толпы народа. И люди отсюда никуда не отходили и не
шумели совсем, а стояли плотными рядами. И я, конечно, стал потихоньку
ввинчиваться в эти толпы и постепенно провинтился поближе к самому
главному. Это были птички амадины. Маленькие-маленькие, белые снежки с
блестящими клюквенными клювиками и величиной с полпальца. Откуда они
взялись? Они, наверное, нападали с неба. Они, наверное, были осадки, а
потом ожили, вышли из сугробов и давай летать-гулять по нашим дворам и
переулкам перед окнами, и наконец впорхнули в этот павильон
«Свиноводство», и теперь устали и сидят, каждая в своем домике, отдыхают.
А люди стоят перед ними целыми толпами, молча и недвижно, и любят их изо
всех сил. Да, да. Все любят. Единогласно. И тут одна тетка с золотым зубом
сказала ни с того ни с сего: